"Луна еще не ушла с неба, но конец ночи близок.
— Барин, а барин, — еле слышно позвала нежданно Дуня.
Она стояла среди комнаты, трепетно-белая, охваченная снопом лунных
лучей.
— Желанный...
Доктор застонал, открыл глаза и зло перевернулся лицом вниз.
Дуня стоит над ним, что-то причитает и вся дрожит, как в непогоду
дерево.
— Слушай-ка... Не серчай... — льется нежный, молящий голос. — Ты
разбери только по косточкам жизнь-то мою, разбери, выведай. Не серчай,
ради господа.
— Тебе что надо? — повернув к ней голову, крикнул доктор. — Тебе,
собственно, что от меня требуется? — и опять уткнулся в подушку.
Прошла длительная жуткая минута. Дуня несмело опустилась возле него
на колени.
— Ах, милый, рассуди: ведь смерть, прямо смерть от него, от лиходея,
от урядника-то... Муж бил, вот как бил, житья не было; забрали на войну,
обрадовалась — хошь отдохну. Тот черт-то привязался, урядник-то...
запугал, загрозился: «убью!» — кричит, а защитить некому — одна. Ну и
взял... А все ждала, сколько свечей богородице переставила; вот, думала,
найдется человек, вот пожалеет. Пришел ты, приласкал, такой хороший... аж
сердце запрыгало во мне, одурела с радости. А с ним, с аспидом,
развязалась, отвела глаза, успокоила, — убил бы. Понял? Вот, бери
теперича... Возьмешь?
Затаив дыхание она робко ожидала...
— Возьму... Эх, ты...
Пала рядом с ним; отталкивал, гнал, корил обидными словами, а сумела
остаться возле, впилась дрожащими теплыми губами в его лицо, замутила
голову, всколыхнула хмельную кровь.
— Ах, желанный мой! Люблю! — восторгом, неподдельной радостью звучала
ее речь: ждала, насторожившись, — вот скажет, вот обрадует.
— Убирайся ко всем чертям! — после минутного раздумья презрительно и
желчно бросил доктор. — Марш отсюда!
— Только-то?
— Марш!!
— Стой, кто тут? — прохрипел купец. — Ты, Дуняха? — Он быстро
приподнялся, зашарил-замахал в полутьме руками, сидя на полу, шутливым
голосом покрикивал: — Давай-ка, давай ее сюда! Хе!..
И слышно было, как Дуня, поспешно удаляясь, ступала босыми ногами,
скрипнула дверью и там, за стеной, не то захохотала, не то заплакала в
голос, как над покойником бабы.
— А ты, доктор, дурак! — сказал, опять повалившись, купец.
Но доктор лежал, свернувшись клубком, с головой закрывшись одеялом,
и, как смертельно раненный, мучительно стонал."
Вяч. Шишков. Краля. 1913 год, аднака.
Красиво все-таки написал о милых деревенских обычаях.