Зануда написал(а):Страница перестала грузиться.
из кэша-
Загадка Солженицына
Похоже, что знаменитого писателя готовили к роли диссидента
--------------------------------------------------------------------------------
Александр КАРЕВИН
Наверное, никто из российских писателей ХХ века не привлекал к себе столько внимания, как Александр Солженицын. Ворвавшись в жизнь советского общества повестью "Один день Ивана Денисовича", он сразу был объявлен живым классиком, поставлен в один ряд с Тургеневым, Достоевским, Львом Толстым. Через несколько лет на смену похвалам пришли гонения.
--------------------------------------------------------------------------------
Но и тогдашнего, не публикуемого, подвергаемого нападкам, а затем высланного из страны Александра Исаевича не забывали, называя — в прессе и на партсобраниях — "литературным власовцем", а шепотом на кухнях — "мучеником за правду". Наконец, во время перестройки получившего возможность вынести на суд соотечественников свои творения Солженицына провозгласили величайшим русским писателем ХХ века.
Талант автора "Ракового корпуса", "Красного колеса", "В круге первом" действительно огромен. Но недаром говорится, что для того чтобы с полным правом именоваться великим, писатель должен дополнять сочинения своей жизнью. В жизни же Александра Исаевича слишком много сомнительного, не объясненного должным образом. Видимо, вся правда о Солженицыне выйдет на поверхность лишь тогда, когда раскроются архивы бывшего КГБ. Сегодня многое можно только предполагать. Но попытаться выяснить истину стоит. Тем более что известно о писателе не так уж мало.
Под псевдонимом Ветров
"Есть у меня подозрение, что ты, мил человек, стукачок", — говорил уголовник Горбатый Володе Шарапову в популярном телесериале. Относительно Солженицына есть не только подозрение. О своей вербовке он сам пишет во втором томе "Архипелага ГУЛАГ". Правда, признание это и поныне остается неизвестным широкой публике, ибо основная масса читателей знакомилась с солженицынским трудом не в полном варианте, а по публикации в журнале "Новый мир", откуда пикантные откровения были вырезаны. Как рассказывает автор, лагерный оперуполномоченный ("кум") угрозами вынудил его подписать обязательство о сотрудничестве. Завербованный получил псевдоним Ветров. И стать бы ему стукачом, если бы не необычайное везение. Сначала Александру Исаевичу удавалось отделываться от выполнения малопочетных обязанностей фразами типа "ничего не видел", "ничего не слышал", а вскоре перевели его в другой лагерь ("марфинскую шарашку"), куда собирали заключенных с техническим образованием. Так говорит Солженицын.
Однако рассказ этот вызывает сомнения. Знающие люди в один голос утверждают: тому, кто попал в разряд стукачей, назад дороги нет. Такие обречены стучать до конца срока, а часто и в дальнейшем. Перевод в другой лагерь ничего не меняет. Письменное согласие доносить подшивается в дело заключенного, и на новом месте стукача ожидает новый "кум". "Этот рассказ, конечно, рассчитан на людей, совершенно несведущих — таких большинство среди читателей, и с годами их число будет все увеличиваться, — комментировал "исповедь" Александра Исаевича лично с ним знакомый Самутин, сам отсидевший по политической статье. — Но мы, обломанные лагерями старые зеки, твердо знаем: такое было невозможно! Нельзя поверить, чтобы, дав подписку "стучать", от опера можно было так легко отделаться. Да еще как отделаться? Переводом на привилегированное положение в особый, да еще и сверхсекретный лагерь!.. Документ о переводе — спецнаряд — никак не минует оперуполномоченного, без визы которого в действие приведен быть не может. Характеристику на переводимого пишет он же. С плохой характеристикой нельзя переводить заключенного в привилегированный лагерь. А какой оперуполномоченный напишет хорошую характеристику на взявшего обязательства и получившего кличку, а потом нагло уклонявшегося от этого дела? Вот и получается, что перевели Солженицына в шарашку только потому, что оперуполномоченный написал нужную характеристику, дал "добро" на перевод. Не надо больше разжевывать, чтобы объяснить, что означало такое "добро" в той ситуации". Усомнился в правдивости писателя и другой его знакомый, также в прошлом политзаключенный Якубович, в свое время помогавший (как и Самутин) автору "Архипелага ГУЛАГ" собирать материал для книги.
Мнение бывших приятелей писателя подкрепляется еще одним обстоятельством. В начале 1953 года, по окончании срока, Александра Исаевича отправили на поселение в небольшой казахский городок Кок-Терек, где он устроился на работу учителем физики, а вскоре стал классным руководителем. Время тогда было суровое. Допустить к воспитанию юного поколения "политического преступника" можно было только с санкции соответствующих органов. Такое доверие просто так не оказывают.
Можно спросить: зачем Александру Исаевичу понадобилось во всеуслышание объявлять о своей вербовке? Вероятно, затем, чтобы чувствовать себя спокойнее. Он знал, что в архивах органов хранятся документы, подписанные его рукой. Знал и о том, что архивы эти перестали быть надежным хранилищем тайн. В СССР прошла массовая реабилитация репрессированных. Многие судебные дела были пересмотрены. Реабилитируемые или их родственники получили возможность знакомиться с ранее секретными документами, узнать, что послужило причиной их осуждения. Открылось многое. В том числе и имена некоторых стукачей. Другие доносчики, зная об утечке информации, жили в постоянном страхе разоблачения. В этих условиях целесообразно было признаться первым, дать неприглядным фактам собственной биографии свою трактовку.
Предчувствие не обмануло писателя. "Бомба" разорвалась в феврале 1978 года. На страницах западногерманского журнала "Нойе политик" был опубликован донос, который Солженицын-Ветров написал на солагерников. Документ раздобыл во время поездки в СССР известный немецкий криминолог Франк Арнау. Передал ему это "донесение" бывший соузник Солженицына по Экибастузскому лагерю, куда Александра Исаевича перевели из Марфино. Интересно, что, несмотря на свой авторитет, Арнау долгое время не удавалось обнародовать документ в ФРГ. Его не решались публиковать ни демократическая печать, ни даже коммунистические издания.
И еще одна деталь. В самый разгар перестройки материал из "Нойе политик" был перепечатан в Москве "Военно-историческим журналом". Казалось, сенсация должна была обойти все газеты. Но публикацию замолчали. И это молчание на фоне самых смелых разоблачений наводит на не очень хорошие размышления о закулисной стороне горбачевской "гласности", что, однако, выходит за рамки солженицынской темы. Возвращаясь же к Александру Исаевичу, следует заметить, что, наверное, не стоит судить его слишком строго. Тоталитарная система ломала и не таких. Неизвестно, как повел бы себя каждый из нас, оказавшись в тисках тогдашних карательных органов. Но вот поучать других "жить не по лжи" сексоту сталинского времени все-таки не следовало. Впрочем, только ли сталинского?
Истоки феномена
Явление Александра Исаевича советскому народу состоялось в ноябре 1962 года, с выходом в "Новом мире" "Одного дня Ивана Денисовича". Первый же шаг на пути превращения никому не известного учителя из Рязани в мировую знаменитость был сделан одиннадцатью месяцами ранее, с появлением в редакции журнала рукописи повести. Впоследствии Солженицын будет уверять, что "Один день" являлся первым художественным произведением с критикой культа личности. Писатель упрекнет главного редактора "Нового мира" Александра Твардовского в медлительности с публикацией: "Когда мой рассказ только-только пришел в редакцию, Никита еще рвал и метал против Сталина, он искал, каким еще камнем бросить, — и так бы пришлось ему к руке свидетельство пострадавшего! Да если б сразу тогда, в инерции ХХІІ съезда, напечатать "Ивана Денисовича", то еще бы легче далось противосталинское улюлюканье вокруг него".
На самом деле все обстояло иначе. Критика культа личности в литературе началась до Александра Исаевича. Тот же "Новый мир" более чем за полгода до солженицынского творения опубликовал роман Юрия Бондарева "Тишина". Антисталинские произведения появлялись и в других изданиях. Необычность "Одного дня" заключалась в описании подробностей жизни в советском концлагере. Но и в этом повесть не была первой. По признанию сотрудников "Нового мира", в то время в редакцию шел буквально поток лагерной литературы. Закрытая еще для основной массы читателей, тема эта настолько приелась членам редакции, что от солженицынской рукописи попросту отмахнулись. Аналогичная ситуация складывалась и в других журналах. Если бы в Советском Союзе существовала свобода печати, Александр Исаевич не имел бы никаких шансов претендовать на лавры "первооткрывателя" лагерной темы. Но…
Искусная реклама "Ивана Денисовича" началась задолго до его выхода в свет. Повесть, от которой сначала отмахнулись, почему-то вдруг оказалась в центре внимания редакции. Пока остальные "лагерные" произведения пылились в редакционных сейфах, сочинение Александра Исаевича пустили "по рукам" в интеллигентскую среду. Рукопись дошла и до Хрущева (известно, что определенную роль в этом сыграл помощник партийного лидера Лебедев, связанный с КГБ). "Добро" на публикацию было получено. Обращает на себя внимание и следующая подробность. Зять Хрущева Алексей Аджубей, главный редактор газеты "Известия", терзаемый амбициями по поводу того, что тему открывает не его издание, попытался перехватить инициативу. За несколько дней до выхода "Нового мира" с повестью Солженицына газета напечатала рассказ "лагерного" содержания, также принадлежащий перу бывшего заключенного. Однако публикацию "не заметили". Все средства массовой информации были сориентированы на "Один день". Стоило повести появиться на свет, как посыпались восторженные отклики. Центральные газеты и радио на полную мощь трубили о "шедевре". С высокой трибуны высказался о произведении сам Хрущев. "Новый мир" мгновенно раскупили из киосков. В библиотеках читатели записывались в очередь за журналом. Имя автора "Ивана Денисовича" вошло в каждый дом.
Дальнейшее хорошо известно. Кампания безудержной похвалы, затем — первые критические "стрелы". Александра Исаевича во всеуслышание объявили главным претендентом на Ленинскую премию, но премию не дали. Начались толки: "Зажимают". И, наконец, писатель и власть вступили в открытый конфликт.
"Странная война"
О противостоянии Солженицына с режимом написано немало. Не жалел красок для рассказов о "схватке с КГБ" Александр Исаевич, щедры на подробности его доброхоты. Тем не менее, многое в этой истории еще предстоит выяснить. В самом деле, каким образом в то время, когда других "инакомыслящих" сажали в тюрьмы, запирали в психушки и ссылали в отдаленные районы страны, Солженицын избежал репрессий? Расхожее объяснение, что, мол, известный за рубежом, Нобелевский лауреат, он оказался не по зубам тоталитарной системе, — критики не выдерживает. Нобелевскую премию писателю присудили в 1970 году, мировая известность пришла немногим раньше, а до того власть имела массу возможностей для укрощения строптивого. Да и популярность за границей еще не являлась гарантией безопасности. Достаточно вспомнить арест в середине 60-х писателей Синявского и Даниэля, тоже известных "там". Как же случилось, что жесткая для других система относительно мягко обошлась с Александром Исаевичем?
Первым репрессивным шагом властей стала конфискация в сентябре 1965 года органами безопасности рукописи романа "В круге первом" и некоторых других произведений писателя. Экземпляры рукописи хранились в редакции "Нового мира", но перед самой конфискацией Солженицын вдруг вздумал забрать их домой. Позднее писатель пояснял это неожиданно возникшее желание дошедшими до него слухами о якобы готовящихся политических переменах — "крутом возврате к сталинизму". В связи с этим он будто бы обеспокоился судьбой романа. Но, получив текст в свое распоряжение, Александр Исаевич увез его не домой, а на квартиру к некоему Теушу. Трудно было найти менее подходящее место для того, чтобы (как объясняет Солженицын) рукопись спрятать. Теуш принадлежал к числу диссидентов и находился под пристальным вниманием КГБ. В случае крутого возврата к сталинизму обыска у него следовало ожидать в первую очередь. Писатель об этом знал, но повез драгоценную рукопись именно туда. Через несколько дней обыск действительно провели. Изъятых материалов (а кроме "В круге первом" там хранились рукопись "Пира победителей" и фрагмент черновика "Архипелага ГУЛАГ") было вполне достаточно для ареста их автора. Однако Солженицына почему-то не тронули.
Зато активную деятельность развил сам Александр Исаевич. О конфискации романа он сообщил возможно большему числу знакомых, всюду возвещая, что находится на грани ареста. А в то же время без лишнего шума хлопотал о получении новой квартиры, которую вскоре и получил. Вся эта история сильно напоминает фарс, затеянный с целью создания Александру Исаевичу репутации "гонимого". Вот только первый блин вышел наполовину комом: московская интеллигенция получила тему для волнующих разговоров, однако на Западе "преследований" не заметили. Лишь через два месяца после "конфискации" об этом сообщила одна из швейцарских газет. Но все только начиналось.
Солженицына "клеймили позором" на разного рода собраниях, совещаниях, лекциях. О новом оппозиционере узнавало все больше людей. Не сидел сложа руки и сам Александр Исаевич. Он проводит встречи в столичных НИИ: читает главы из "арестованных" произведений, отвечает на вопросы, жалуется на притеснения. Таких встреч писатель провел две (в Институте атомной энергии и Институте востоковедения). Остальные (общим числом десять) запретил горком партии. Но запретил как-то странно. Партийным чиновникам ничего не стоило сразу пресечь организацию "творческих вечеров", вместо этого каждый раз мероприятие назначалось на конкретное число, о нем извещались все сотрудники, в учреждении вывешивалось объявление. Затем за несколько часов (однажды даже минут) до назначенного времени следовал звонок "сверху" и под явно надуманным предлогом все отменялось. Интеллигенция получала наглядное подтверждение: Солженицына притесняют. Его популярность росла.
По особому велась и антисолженицынская кампания в печати. Как правило, о преследованиях по политическим мотивам у нас не объявляли. В "самой демократической стране мира" таких преследований не было и быть не могло. Неугодных писателей, артистов, ученых просто замалчивали. Их имена не упоминались на страницах газет и журналов, вычеркивались из библиографических указателей, вырезались из титров в кинолентах. Но в случае с Александром Исаевичем было сделано исключение. О том, какие произведения он написал, население широко информировалось через средства массовой информации. Там же сообщалось, что эти произведения "содержат клевету на советский общественный и государственный строй", а потому не могут быть опубликованы.
Более эффективной рекламы нельзя представить. Писатель стал настоящим кумиром для недовольных советской властью, знаменем сопротивления правящему режиму. Заинтересовались Солженицыным и за границей. Не обошлось, правда, без конфуза. Зарубежные журналисты установили, что сочинения писателя проникали в Западную Европу по каналам КГБ. Александр Исаевич вынужден был оправдываться и обвинять чекистов в "провокации". Последним пришлось пойти другим путем. Вскоре таможенники "утратили" интерес к некоторым иностранцам, посещавшим писателя. В то время как обычных туристов тщательно проверяли, лиц, "тайно" увозивших на Запад очередное произведение Солженицына, почему-то осматривали поверхностно. Наивные иностранцы радовались, что им удалось обмануть бдительность КГБ. Наверное, радовались не только они.
"Изгнание"
В конце января 1974 года на очередное заседание собралось Политбюро ЦК КПСС. Среди прочего разбирался вопрос о Солженицыне. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный потребовал принять к "зарвавшемуся антисоветчику" суровые меры. Председатель Совета министров Алексей Косыгин предложил отправить строптивца в районы Крайнего Севера. В том же духе высказывались остальные. Иной точки зрения придерживался только один человек — Юрий Андропов. Но его предложение — выслать писателя на Запад — было отвергнуто как "проявление слабости". Сразу по окончании заседания Юрий Владимирович обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Брежневу с просьбой о беседе с глазу на глаз. Что говорил глава КГБ руководителю государства — осталось тайной. Но Брежнева он убедил. Солженицына выслали из страны.
Почему главный чекист защитил "главного диссидента"? Как известно, непосредственной причиной высылки писателя стала публикация за границей его исследования "Архипелаг ГУЛАГ". Сама по себе эта книга не являлась откровением для западного мира. Количество аналогичных произведений исчислялось уже десятками ("Россия в концлагере" Ивана Солоневича, "Люди советской тюрьмы" Михаила Бойкова и др.). Сенсационным было другое. Впервые в свет вышло сочинение, автор которого не пребывал в эмиграции, а находился под властью разоблачаемого им режима. Это сделало Солженицына героем в глазах мирового общественного мнения. Высылка на Запад именно в этот момент оказалась как нельзя кстати.
Примечательно и еще кое-что. Слухи о том, что Солженицын пишет "Архипелаг", распространились по Москве еще в 1967 году. Вряд ли они не дошли до здания на Лубянке. Тем не менее никаких попыток раздобыть экземпляр рукописи чекисты не предпринимали. Активизировались они лишь в августе 1973 года и сразу же обнаружили то, что нужно. Писатель же, получив известие, что "Архипелаг" захвачен, тут же передал на Запад (куда запасной экземпляр рукописи был заблаговременно переправлен) распоряжение печатать этот свой "главный труд". Почему КГБ, зная о том, что Солженицын пишет антисоветскую книгу, спокойно дал ему закончить работу? Схема вырисовывается простая. Писателя с репутацией диссидента готовили к отправке за границу. И публикация "Архипелага" была тут очень кстати. Если бы она состоялась уже после "высылки", польза была бы минимальной. А так — все получилось идеально. "Обнаружение" рукописи дало повод Солженицыну распорядиться об опубликовании, а опубликование — повод властям выслать из страны уже необычайно популярного "бунтаря". Какую пользу принес чекистам подставной "духовный лидер оппозиции", можно догадаться.
Закончить материал хотелось бы личным воспоминанием. В августе 1990 года автор данной статьи присутствовал на встрече с гастролировавшим в Киеве телеведущим очень популярной тогда передачи "До и после полуночи" Владимиром Молчановым. В переполненном зале Дома офицеров, отвечая на вопросы, любимец публики между прочим упомянул, что при подготовке исторических страничек своей передачи ему довелось поработать в закрытых ранее архивах. На формулярах большинства документов, с которыми он знакомился, стояла одна-единственная фамилия — Александр Солженицын. До Молчанова он один видел эти документы. Зал зачарованно внимал рассказчику и вряд ли кто-нибудь задумался над тем, как Александру Исаевичу удалось заполучить доступ к материалам, которыми ни до него, ни долгое время после не разрешалось пользоваться никому. В обстановке всеобщего преклонения перед писателем спрашивать об этом было некому. Сегодня ставить такой вопрос правомерно. И, думается, ответить на него будет несложно...
написал(а):
