На галерах находились несколько сотен гребцов, несколько десятков моряков-абордажников и несколько надсмотрщиков с плетками.

Если кто-то будет рассказывать, что сотни одичавших гребцов (против только десятков солдат), единственная перспектива которых - скорая смерть, были не прикованы, или что вежливые надсмотрщики во время похода «отковывали» их по очереди и провожали на палубу «для облегчения»... «Не верю!» © Станиславский.

Собственно, это подтверждается наличием на флотах специальной должности «сборщика испражнений» - профоса (переделанного потом в русском языке в «прохвоста»).

«ПРОФОС м. лат. переделано в прохвост, военный парашник, убирающий в лагере все нечистоты» (Толковый словарь Даля).

Таким образом в «испанской каторжной схеме» использования боевых галер присутствовала серьезная проблема, сильно понижающая тактико-технические характеристики судна - с подветренной стороны к противнику незаметно подобраться невозможно. Вонь выдаст и глубокой ночью.
Надо было выжидать, пока ветер сменится.

Должность профоса сохранялась и в России.

В Морском Уставе Русского Флота 1720 года, являвшимся основополагающим документом, регламентирующем все стороны флотской жизни на протяжении XVIII века мы можем прочитать (Книга 3, глава 21, артикулы 1-3), что на корабле любого ранга имелся один профос, основной обязанностью которого было следить за тем, чтобы нигде не было мусора, нечистот, чтобы все люди оправлялись только в специально отведенных местах (гальюнах), а при обнаружении испражнений немедленно их убирать. Особо он должен быть обращать внимание на то, чтобы веревки и канаты не подвергались бы воздействию нечистот. Второй обязанностью профоса было исполнение обязанностей палача (это значение пришло из голландского profoost - палач). Но схема использования галер в России существенно отличалась.

Здесь, кстати, показательно, как «стандартное представление» о галерах обыграл Петр, выигрывая сражения у шведов.

В России каторжники гребли только на «ластовых» галерах, портовых, буксировочных.
А на боевых галерах гребли сами солдаты.
И на расслабленного противника, полагающего, что он будет иметь сражение с тремя десятками абордажников, вдруг вываливалось три сотни озверевших от гребли солдат с тесаками и кремниевыми фузеями.

Но как бы там ни было, а время галер подходило к концу, их заменяли парусники, проблемы с сортирами на которых были не столь глобальны.

На парусных кораблях всех времен и народов сортир обычно располагался на носу. Носовое украшение, неизменно присутствующее на старых красавцах-парусниках, называлось красиво - «ростр» (это и дало название «Ростральным колоннам»), но еще чаще называлось просто: «гальюн».

Непосредственно сам «гальюн» представлял собой классическое «очко» - круглое отверстие в настиле на самом носу корабля, сбоку от бушприта, около носовой фигуры.

На некоторых кораблях и того не было, была просто площадка для этой цели.
Поскольку парусник в плавании по определению повернут кормой к ветру, то запах от туалета на носу, к тому же омываемого волнами, на корабль обычно не попадал.

Правда, пользоваться таким открытым туалетом матросам приходилось в любую погоду.
В шторм и качку успеть добежать до гальюна - проблема.
И эта проблема усугублялась другой - все той же средневековой диареей; зная качество средневековой пищи, можно предположить, что до «очка» матросы часто не добегали, отсюда и растут корни маниакальной одержимости «драить палубу» на флотах.

Как называется эта фиговина и где впервые она была использована?

Подсказка:
"Вдохновитель" отличался страстными проповедями, люди  заслушивались его и сразу  принимали католичество.

Кстати,  это фото из музея в Мюнхене.

Больниц в то время было мало, если вообще они были.

Французский проповедник-иезуит Бурдалу (Bourdaloue), один из самых суровых священнослужителей своего времени, с 1669 г. пользовался большим авторитетом при дворе, где особенно ценили его проповеди во время постов и т.н. «адвенты Бурдалу» — богослужения в последние четыре недели перед Рождеством. В 1686 г. священник был отправлен в Лангедок для обращения протестантов в католицизм. Иезуит оказался пылким проповедником и убедительным оратором, и вскоре его проповеди снискали ему славу и невиданную популярность. Иезуита стали приглашать проповедовать во многие города. Речи этого парижского проповедника так околдовывали прихожан, что те часами не могли покинуть храм, как ни подпирала их нужда. Бурдалу запугивал паству ужасными адскими наказаниями за грехи, вызванные злобными происками еретиков и прочих иудеев: «Для него приготовили терновый венец, который с яростью водрузили ему на голову. Отовсюду течет кровь, каждый шип оставляет рану. Вот как синагога обошлась со своим Царем! Вот как она обошлась с вашим и моим Царем: вот как она обошлась с Хозяином и Царем всего мира. Гнусность, которую мы все презираем!».

Прихожане с замиранием сердца внимали духовному учению, забывая на время о своих физиологических потребностях. «Смерть во грехе, смерть с грехом, даже смерть, наступившая, как это часто бывает, через посредство греха, вот дорогие мои слушатели, что меня страшит, и вот что должно страшить и вас, как меня; вот самое страшное из того, что есть у Господа в сокровищнице Его гнева!» - страшно вращая глазами, вещал св. отец, а напуганная паства гадила от страха по углам храма. Проповеднику это не нравилось. Ибо он, как человек ко двору близкий, помнил сплетни о том, чем закончилось подобное для Карла IX. Злые языки шептали тогда по кулуарам, что несчастный король разбил голову и скончался от этого, поскользнувшись ночью в Венсенском замке на.. (нет, это была не банановая кожура). Поэтому Бурдалу познакомил прихожан с основами цивилизации.

Он объяснил, что даже на балах у европейских монархов ныне не принято уединяться, а если вдруг застигла нужда – слуги приносят сосуды для сбора нечистот прямо к месту веселья. И что давно уже было придумано специальное приспособление, напоминающее кочергу, при помощи которого сосуд «доставлялся» под пышные юбки средневековых модниц.

На следующую проповедь одна из прихожанок, вдохновленная наставлениями св. отца, догадалась взять с собой в церковь небольшой горшочек, без труда спрятав спасительный сосуд под пышный кринолин. Ее примеру стали следовать многие дамы. И вскоре, откликнувшись на столь неожиданно возникший спрос, мастера наладили выпуск сосудов, получивших название «бурдалу». Эта пикантная принадлежность дамского туалета часто была пышно декорирована и окантована золотом, а ее донышко украшено изречениями. Иногда в дно «бурдалу» было вмонтировано даже зеркальце. В те привычные ко всему времена дамы не стеснялись на глазах у всех прятать под юбку модный «бурдалу».