ЕАК - Еврейский антфашистский комитет.

"Однако какой – то суд был нужен. И вот ход его в этих двух случаях оказался совершенно различным, хотя и там и там орудовала сходная по мастерству и хватке Военная коллегия, и там и там обвиняемые не имели особых иллюзий по поводу того, что их ждёт в финале, поскольку ещё 13.01.1950 в СССР была восстановлена смертная казнь. Основное же различие состояло в том, что если в «Ленинградском деле», как и в процессах 36-38 гг, обвиняемые практически поголовно подтвердили данные на следствие признания, несмотря на чудовищность обвинений, дело ЕАК неожиданно двинулось по иному пути. Там, в отличие от других процессов, обвиняемые в суде отказались от своих показаний, данных во время следствия. Это едва ли предвидели следователи, имевшие перед собой интеллигентов, в основном совсем не молодых, ни в малейшей мере физически не готовых к побоям и истязаниям. Оказалось, готовых морально, что, как выяснилось, куда более важно. Следствие по делу ЕАК шло почти четыре года, а ленинградское дело уложилось в год. Гораздо дольше тянулся и суд над членами ЕАК.
Думаю, что военно-партийные деятели потеряли волю к сопротивлению – послушные выдвиженцы, привыкшие к правоте вождя, партии, которую он воплощал, они эту правоту невольно распространяли на его возможность распоряжаться и их судьбой – сначала возвышать, затем и казнить. Это явление иногда называют «комплексом Кестлера», по имени автора знаменитой повести «Слепящая тьма». В деле ЕАК и врачей был другой контингент подсудимых, не выдвиженцев, или точнее, не совсем выдвиженцев режима. Многим из них было существенно, как они умрут. Они не только не видели у тирана имманентного права миловать и казнить, но сознавали ответственность за судьбу своего народа, отчётливо понимая, чем их слабость и податливость отзовётся на ней в обстановке набравших силу антиеврейских настроений в политической линии Сталина.
Приведу несколько выдержек [6] из протоколов судебных заседаний по делу ЕАК. Актер Зускин сказал: «Такая жизнь, какая была и у меня в тюрьме, она мне не нужна. … я заявил следователю, что пишите всё что угодно, я подпишу любой приговор, но я хочу дожить до суда, где бы я мог рассказать всю правду". Заместитель министра иностранных дел, член ЦК ВКП(б) Лозовский сказал суду: «Я им заявил, что лучше смерть, чем такие пытки… Тогда я решил, что лучше я на себя наговорю, подпишу всё, что они записали в протоколе, а потом на суде скажу, как... ведётся следствие".
Врач Шимелиович  заявил: «Я спорил 3 года 4 месяца, и поскольку будет возможность, я буду спорить дальше и со следователем и, если нужно, и с прокурором». Столкнувшись с упорным отказом Шимелиовича  давать признательные показания, Абакумов [7] вновь повторил указание: "Бить смертным боем". Шимелиович показал: "Я получал в течение месяца (январь-февраль 1949 года) примерно, с некоторыми колебаниями в ту или другую сторону, в сутки 80-100 ударов, и всего, по-моему, я получил около 2 тысяч ударов. Такое состояние моё является результатом методического избиения в течение месяца ежедневно днём и ночью. Глумление и издевательства я упускаю. Настоящее моё заявление от 15 мая 1949 года прошу приложить к делу". Рассказав об этом на суде, Шимелиович прибавил: «Следователь Шишков говорил мне: «Если вы будете не в состоянии ходить на допросы, мы будем приносить вас на носилках и будем бить и бить».
Профсоюзный деятель и историк Юзефович показал на закрытом заседании суда (т. е. в отсутствие других обвиняемых): «Меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где стали избивать резиновой палкой и топтать ногами, когда я падал. В связи с этим я решил подписать любые показания, лишь бы дождаться дня суда». Академик Л. Штерн рассказала: «... были дни, когда меня по два раза допрашивали. После того, как пробудешь целую ночь на допросе и утром приходишь в камеру, а тебе не дают не только спать, но и сидеть».
Примечательно, что именно антисемитские высказывания упомянуты подсудимыми как моральная пытка. Лозовский рассказывал: «Во время восьми ночных допросов Комаров [8] многократно повторял, что "евреи - это подлая нация, что евреи - жулики, негодяи и сволочи, что вся оппозиция состояла из евреев, что все евреи шипят на Советскую власть, что евреи хотят истребить всех русских".
Выступая на закрытом суде, без надежд на публикацию сказанного, обвиняемые говорили о своей ответственности перед семьёй и другими людьми за фиктивные признания. Лозовский заявлял: "Имею ли я, не член ЦК, а просто рядовой советский человек право знать, за что меня должны казнить?.. Как вообще можно скрывать такие вещи? Ведь это означает падение нескольких голов. Это не только моя голова, это головы моей семьи и ещё целый ряд голов».
Юзефович сказал: «…если бы я пошёл на преступление, я должен был бы стать на путь самоубийства и стать убийцей моей маленькой девочки». Доказывая абсурдность положения обвинительного заключения о прямом сговоре деятелей ЕАК с представителями США, Лозовский говорил: «Смею уверить вас, что мне известно больше, чем всем следователям вместе взятым, о чём была речь в Тегеране, и должен сказать, что там о Крыме ничего не говорилось... Зачем же было обострять эту формулировку,  которая пахнет кровью (курсив мой – МА)?»
Лозовский утверждал: "Обвинительное заключение в отношении меня порочно в своей основе. Оно не выдерживает критики ни с политической, ни с юридической точки зрения. Больше того, оно находится в противоречии с правдой, логикой и смыслом".
Крайне мужественно вёл себя на всём протяжении суда Шимелиович, который в последнем слове заявил: «Этим людям из МГБ не удалось меня сломить. Я хочу ещё раз подчеркнуть, что в процессе суда от обвинительного заключения ничего не осталось». Шимелиович обратился к суду с ходатайством: «Я прошу суд войти в соответствующие инстанции с просьбой запретить в тюрьме телесные наказания. ...На основании мною сказанного на суде я просил бы привлечь к строгой ответственности некоторых сотрудников МГБ... в том числе и Абакумова».
Поэт Квитко утверждал: «Фактов, на основании которых мне приписываются преступления, - не существует, и обвинение основано на лживых показаниях некоторых корыстных, бесчестных людей». Академик Штерн сказала: «То, что мне вменяется в вину как космополитизм, с моей точки зрения является интернационализмом. … Я ожидала этого суда с большим нетерпением и боялась, что не доживу, а мне не хотелось умирать с теми обвинениями, которые на мне лежат».
Так развивавшийся, хоть и закончившийся расстрелом абсолютного большинства обвиняемых, суд над членами ЕАК своей цели не достиг. Ему «на помощь» пришло не завершённое благодаря смерти Сталина «Дело врачей».  Мало сомнений в том, что его окончанием стала бы казнь основных обвиняемых.  Как следовало из циркулировавших слухов, а они были тогда основным источником информации, «врачей-убийц» должны были повесить на Лобном месте Красной площади в Москве. Казнить предполагалась, естественно, прилюдно. Затем ожидался массовый погром".
http://www.berkovich-zametki.com/2011/Z … musja1.php

Отредактировано Нора (2011-06-28 10:43:34)