Ironic написал(а):Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование исходит не от украинского трудового народа.
Вот в третьей части воспоминаний Нестор Иванович описывает убийство своего брата:
...Вскоре решили судьбу и моего брата. Чтобы наиболее жестоко поиздеваться над ним, над его женой и маленькими детишками, власти решили расстрелять его вблизи соседей, проведя его предварительно мимо его же двора. Снарядили шесть человек для исполнения казни над ним. Когда они приближались к двору, их увидели дети Емельяна и их мать. Дети постарше, увидев своего отца, окруженного штыками, заплакали. Младшие же, ничего не понимая, бросились к своему папе навстречу, ожидая, что он возьмет их на руки, как это он всегда делал, и, предварительно поцеловав их, скажет, что он им купил. Но грубая солдатская свинота закричала на детей, истерично угрожая им винтовками. Дети опешили и остановились. А потом, увидев, что сердитые люди повернули влево от двора и повели с собою их дорогого отца, они бросились к матери, стоявшей со старшим мальчиком во дворе, словно прикованной к земле, теребили ее за платье и просили сказать им, куда австрийцы увели их "тата". Мать целовала их и плакала вместе с ними. А слепые убийцы отвели Емельяна от его двора через балку в огород Леваднего и там убили его...
Про расстрел Моисея Калениченко:
...Теперь по доносу все тех же "социалистов" власти его нашли. Но, зная о возмущении населения за дикий расстрел Емельяна Махно, они решили теперь для вида запросить мнения о Калениченко у общества. Был поставлен вопрос:
-- Хто такий Калениченко: злодiй чи добрий чоловiк?
Про анархиста Шепеля:
Перед расстрелом мужественный Шепель сказал своим убийцам:
-- Сьогоднi ви вбиваэте мене за мою вiрнiсть свопм братам працьовникам. Цим ви викликэте нас, анархiстiв-комунiстiв, на шлях помсти! Я вмираю за правду анархiї. Вмираю вiд рук слiпих але пiдлих катiв революцiп. За це завтра мої товарищi вбъють вас...
Видно Нестор Иванович так плохо знал рідну мову, что не забыл ее даже в Париже.