"Командный пункт командира полка на переднем склоне высоты Крестовой. В том самом месте, где мы ночью на дороге взяли пленных. На командном пункте блиндаж пока не построен. Для укрытия от бомбежки и обстрела саперы отрыли зигзагообразную щель.

— Вот и отлично! — сказал он, когда я спрыгнул к нему в эту узкую щель.

— Во второй батальон я послал капитана Васильева. Ты отправишься в наступающие роты первого батальона. Роты должны выйти на правый берег реки Царевич! Командир батальона имеет на этот счет приказ. Но из рот сообщили, что противник ведет сильный огонь. Комбат говорит, что роты не могут поднять головы. Связь с батальоном и ротами прервана. Роты должны, во что бы то не стало форсировать реку и закрепиться на том берегу!

— Тебе все понятно?

— Мне всё понятно. — сказал я и улыбнулся.

— А чего ты улыбаешься?

— За выполнение приказа отвечают командиры рот, комбат и ты!

— Вот мне и смешно!

— Чего тут смешного?

— За стрелковые роты отвечает комбат и командир полка.

— А я то тут причем? Я не комбат и не ваш заместитель. Мое дело разведка. А стрелковые роты не волнуют меня. Я в сорок первом году все это проходил, когда был Ванькой ротным. А сейчас я разведчик. И стрелковые роты мне до фонаря! Ни за какие приказы я отвечать не буду.

Командир полка молчал. Он наверно подумал, что я, не возражая побегу в роту, форсирую с ротой Царевич, выбью немцев с высоты, и он доложит в дивизию, что полк выполнил боевую задачу. Я то знал что, значит поднять пехоту, без огневого прикрытия форсировать реку, и пойти под огнем противника на высоту. Солдаты сейчас зарылись в землю, их дубиной не выковырнуть из земли. Солдат теперь пошел не тот, что был в сорок первом году. Огневую подготовочку давай, из ста стволов орудий.

Допустим, я пойду. Соберу и подниму солдат. Сделает рота вперед не более двадцати метров, выйдет из укрытий, окажется поверх земли и всех солдат, на двадцать первом метре, разорвет на куски. Потому, как немец бьет сейчас, от укрывшейся в щелях роты, дай бог, осталось в живых половина солдат.

Я посмотрел назад вдоль зигзагообразной щели. В ней стояли, пригнувшись человек десять разных званий лиц. Тут ординарец командира полка, по два связных от каждого батальона, начальник артиллерии с командиром взвода, который собирался подавать команды на полковую батарею, один из штабных офицеров и политработники полка.

— Что это? — подумал я. Артиллерист хочет отсюда корректировать огонь полковой артиллерии? Тут, кроме куска проселочной дороги ничего не видно. Все они здесь в щели стоят на виду друг у друга. Потом ведь скажут прохвосты, что были в самых передовых цепях.

— Ты чем-то недоволен? — спросил меня командир полка.

Я повернул голову, но не успел ему ответить. Десятка два снарядов взревели и вскинулись вблизи. Всех, кто был в окопе, оглушило ударами и засыпало землей. Не то, чтобы совсем по шею зарыло, но по голове и спине шарахнуло крепко. Головы и спины, у стоящих в щели, к дну окопа пригнулись. За первым залпом последовал второй и третий. Земля стала кидаться в разные стороны. Внизу, вдоль берега реки била тяжелая немецкая артиллерия. Там находились две наши роты. Туда в первую роту у брода предстояло мне сейчас пойти.

Но вот взрывы стихли, мы стряхнули с себя землю. Я посмотрел на майора и сказал, глядя ему в упор.

— Я могу сказать, чем я собственно не доволен.

— Давай говори!

— По приказу штаба армии разведчики не обязаны ходить с пехотой в атаку. У нас есть свои, так сказать, задачи и дела. И почему я должен идти на смерть вместо комбата?

— В бою нет времени заниматься выяснением должностных обязанностей!

— Обстановка требует! Надо в роту идти!

Я оглянулся назад, давая ему понять, что тут кроме меня с десяток бездельников.

— Хорошо! — сказал я.

— В роту я схожу! Ваш приказ командиру роты передам! Но собирать солдат и погонять их на ту сторону не буду. Это дело комбата!

Я еще раз посмотрел на свиту стоящую в щели, отвернулся и ничего не сказал.

Командир полка что-то хотел мне добавить. Он набрал воздух, открыл рот, но в это время воздух задрожал от воя снарядов. Вой снарядов на какой-то миг утих и вокруг траншеи загремели взрывы. Грохот и рев, летящая земля закрыли всё кругом. Залпы следовали один за другим. Телефонная связь с дивизией оборвалась. Телефонист приподнялся, протянул руку вдоль провода над окопом, потянул за провод и в этот момент одним из разрывов, ему оторвало кисть руки. Двое других, приподнялись, оттащили его от края окопа и стали делать ему перевязку. Вот человек, подумал я, не воевал, сидел всё время в тылу, а остался без руки.

Несколько минут передышки — снова страшный вой, грохот и разрывы. Каждый раз по самому краю щели — несколько хлестких ударов и разрывов.

Связи с передними ротами и батальоном не было. Нужно было идти. Пошли посыльного солдата в роту под такой обстрел, командир роты голову не поднимет. Тут нужен личный представитель командира полка или он сам впереди, который мог заставить командира роты и комбата поднять в атаку солдат."