Леонид МАРКИЗОВ
Харбин известный и неизвестный
Из истории Китайской Восточной железной дороги
После вступления советских войск в Маньчжурию и интернирования Квантунской армии, СМЕРШ начал свою активную репрессивную деятельность, охватив огромное количество людей. Подавляющее число их лет через 10, или позднее, было реабилитировано. Некоторые - посмертно.
Один из русских подрядчиков, ранее живший в СССР а затем бежавший в Маньчжурию (фамилию его я не помню) как-то при встрече сказал мне: - Идут многочисленные аресты. Ты бы лучше спрятался и переждал это время. Они тебя обязательно арестуют. Почему? Да потому что ты молодой, инженер, сочувствующий советской власти. Если тебя не арестовать, а уговаривать поехать на какую-нибудь удаленную стройку, ты можешь не согласиться. А когда тебя арестуют, то будут возить под конвоем туда, куда сочтут нужным. А ты будешь думать, что СМЕРШ арестовал тебя по ошибке. А это не ошибка, это метод работы большевиков. Да и работать будешь практически за кусок хлеба. Без масла.
Я не поверил. Это была моя очередная ошибка.
Мои этапы
4 октября 1945 года меня арестовали. Следователь СМЕРШа Приморского военного округа задал мне один вопрос: "Расскажите вашу биографию". Я подробно, ничего не скрывая, рассказал, он подробно записал, включая и то, что в 1941 году я обращался в консульский отдел посольства СССР в Токио, а в августе 1945 года в генеральное консульство СССР в Харбине с ходатайством о советском гражданстве.
В конце октября нас под конвоем в товарных вагонах отправили из Харбина в Уссурийск, а в декабре из Уссурийска повезли в таких же вагонах в город Тавду Свердловской области, в "Востураллаг". В Тавду наш этап прибыл в рождественский сочельник 6 января 1946 года. Мы считались не заключенными, а следственными. Для нас освободили лагерный пункт в лесном поселке Тигень, чтобы мы не разлагали честных, но временно оступившихся советских граждан, и могли работать только на "общих работах", то есть на лесоповале. Мастерами были неполитические преступники. Конечно, было известно, что использование следственных на принудительных работах в "Востураллаге" противоречило нормам международного права.
Люди были истощены в результате систематического недоедания и продолжительного этапа в товарных вагонах. Через месяц кое-кто ослабел настолько, что не мог самостоятельно передвигаться, а некоторые скончались от истощения и физических перегрузок на рубке леса. Через три месяца в Тигень приехал начальник санчасти "Востураллага". Я в это время лежал в примитивном лазарете, под который оборудовали часть здания конторы лагпункта, и слышал, как врач обвиняла начальника лагпункта Борисова в том, что он довел контингент до жуткого состояния. Своей властью она добилась перевода всего состава из Тигени в Азанку, где самым тяжелым видом работ была шпалорезка. Но эта работа оказалась нашему контингенту под силу и такой катастрофы, как в Тигени, в Азанке не было.
"Просвет" наступил, когда в конце 1946 года из Свердловска приехала в Тавду и Азанку следственная группа, по результатам работы которой Особое совещание при МГБ СССР распределило кому 10, кому 15, 20, 25 лет заключения в ИТЛ. Основной статьей обвинения была 58-я пункт 4, который формулируется примерно так: оказание помощи тем остаткам международной буржуазии, которая еще борется против Советского государства! А у кого были еще и другие статьи, те получали более 10 лет. Причем прямого обвинения в шпионаже, диверсии, терроре не было - применялась дополнительная статья УК о подготовке к таким преступлениям.
Тут наступил, как я только что сказал, "просвет": нас стали брать на работу в аппарат лагеря и производства, в первую очередь тех, у кого небольшой срок, то есть 10 лет. Я был назначен старшим инженером отдела капитального строительства "Востураллага". Это был май 1947 года.
Сбылся прогноз моего харбинского знакомого. Весной 1948 года меня по спецнаряду ГУЛАГа отправили в "Каргопольлаг", в п.Ерцево Архангельской области, где я более трех лет работал прорабом. Но так как я, в числе других харбинцев, был причислен к особо опасным государственным преступникам, то в мае 1951 года был этапирован в Воркуту, в "Речлаг". Там последние три года и несколько месяцев заключения я работал в производственно-техническом отделе на строительстве шахты N30 (потом она стала называться шахтой "Центральная" объединения "Воркутауголь"). В конце 1954 года я был условно-досрочно освобожден за несколько месяцев до окончания срока, а в 1957 году реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Черту в деле "перевоспитания" людей подводили выдававшиеся справки о реабилитации. Но, видно, человек так уж устроен, что плохое забывается быстрее, чем хорошее. Вот и сейчас, почти через полвека, чаще приходят на память те люди, кто видел в репрессированном прежде всего человека, а потом уж преступника. Но сколько заключенных не выдержали тяжелейших условий, и погибли, и закопаны в безвестных могилах... Пусть земля им будет пухом.
9 лет мы не имели права сообщить оставшимся в Харбине женам, детям, родителям даже о том, что мы живы. Только в 1954 году после известной забастовки в "Речлаге", было разрешено переписываться с родственниками, жившими за границей, пользуясь для этого специальными почтовыми открытками Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР. Но здесь надо сказать, что репрессированные по постановлениям ОСО при МГБ СССР не считались, по букве закона, осужденными судом, и не имели права пользоваться этими открытками. Но некоторые цензоры в "Речлаге" это условие не соблюдали и поэтому некоторые харбинцы наконец смогли сообщить о себе домой...
Сыктывкар
