Что ж, помянем… А честь рассказать о незабвенном генсеке предоставим его ближайшим соратникам, друзьям, родным, да кстати, и ему самому.
Людмила Брежнева (невестка Л.И. Брежнева): Он был в молодости очень хорош собой. Яркий, широкий, подвижный. Любил поэзию. Знал наизусть Есенина, Мережковского. Мог девушкам головы морочить...
Виктория Брежнева (жена Л.И. Брежнева): Родилась я в Курске, в семье паровозного машиниста. Отец Петр Никанорович Денисов... В семье было пять человек детей, мама не работала. Я окончила школу, пошла учиться в медицинский техникум. Познакомились мы с Леонидом Ильичом на танцах. В Курске.
Он пригласил мою подружку. Отказалась. Он еще раз пригласил. Отказалась. «А ты пойдешь, Витя?» — спросил он. Я пошла. На другой день он опять подружку приглашает, и опять она не идет танцевать с ним. И опять идет Витя Денисова.Почему не пошла подружка?
Он танцевать не умел. Я его научила. С танцев все и началось. Стал провожать. Я к нему присматривалась. Серьезный. Хорошо учился.
— Красивый был в молодости?
Не сказать. Прическа у него была на косой пробор. Не шла ему. Я ему потом прическу придумала, он с ней всю жизнь проходил. Познакомились в двадцать пятом году, в двадцать восьмом поженились...
— Вы работали?
Недолго. Акушеркой. Потом Галя родилась. Юра. Леня детей почти не видел — всегда на работе. И по воскресеньям — сядем все за стол, он очень любил, чтобы вся семья сидела, и только начнем обед — звонок: вызывают. Срочное дело.
Г.Арбатов: В молодости Брежнев (об этом он как-то при мне сказал сам) участвовал в самодеятельной «Синей блузе», мечтал стать актером. Известная способность к игре, к актерству (боюсь назвать это артистичностью) в нем была. Я иногда замечал, как он «играл» (надо сказать, неплохо) во время встреч с иностранцами.
Л.Брежнева: Он в молодости подавил ее внешностью, компанейскостью, актерством, чтением стихов, умением обаять. Она с самого начала осознала разницу: кто он и кто она. И взяла его тылом — он до какого-то момента был ей признателен за чувство дома, а потом она стала его вторым «я». Во всем, что касается дома. Представьте — большой, длинный, уставленный яствами стол. Во главе стола — Витя, слева от нее — Леня. По ее сторону сидят ее родственники, по его сторону — его родственники. Как по ранжиру.
Утром за завтраком он ест, она сидит рядом. Просто сидит, и ему спокойно. Ему делают укол инсулина — она должна быть тут. Друг без друга не могут. Вечером ждет до глубокой ночи, дремлет...
Она очень блюла место мужа в доме. Летом, на юге, после моря, после обеда хочется спать — нет, сиди за столом, жди, пока Леня приедет. Он приезжает непременно с букетом: «Это тебе, Витя».
«Витя — Леня», «Леня — Витя», — только и слышишь. Голубки...
Ф.Бобков: Рассказывают о таком факте. Еще в его бытность секретарем обкома партии к нему пришли согласовывать вопрос об аресте какого-то человека за распространение антисоветских анекдотов. Брежнев потребовал выяснить, что это были за анекдоты и каким образом «антисоветчик» распространял их. Оказалось, один анекдот он рассказал в очереди за молоком, а второй — во время скандала в булочной, где продавали несвежий хлеб.
— Арестовывать его не за что, — объявил Брежнев, — бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты, а с теми, кто поставляет несвежий хлеб и создает очереди за молоком...
Когда Брежнев возглавлял политотдел армии, он однажды сказал сотрудникам аппарата:
— Конечно, мы — политработники, и наше основное оружие — слово. Но сейчас идет война, и каждый обязан хорошо владеть оружием. Даю вам месяц на подготовку, и учтите: переэкзаменовок не будет.
Ровно через месяц Брежнев устроил проверку, и первым проходил ее начальник политотдела, то есть Брежнев. Он все пять зарядов всадил в десятку и девятку, а потом еще поразил цель из противотанкового ружья. Тем самым доказал каждому работнику своего политотдела, что имеет не только административное, но и моральное право строго спрашивать с подчиненных.
В.Врублевский (помощник В.Щербицкого): Как это ни парадоксально звучит, но Москва «испортила» Брежнева. Он стал постепенно преображаться не только в опытного политика, но и политикана, поднаторевшего в дворцовых интригах. Так сказать, «нормальное» его честолюбие все более перерастало в тщеславие. Он стал «просчитывать» все возможные ходы, ставил перед собой амбициозные цели, к которым стремился любой ценой. В характере Брежнева появились ранее не присущие ему хитрость и даже коварство. При всем этом он сохранял и привычную личину добродушного партийца. На пути к неограниченной власти Леонид Ильич прошел непростую эволюцию.
К.Мазуров: Когда освободили от должности Хрущева, не видели замены. Встал вопрос: кто? Вторым секретарем был Брежнев. Доступный, вальяжный, с людьми умел пообщаться, не взрывался никогда. И биография. Всю войну прошел, до войны был секретарем обкома партии. Казалось, подходящий человек. Но главное выявилось потом — что он был очень некомпетентным руководителем. Наверное, чувствуя это, ревновал Косыгина.
Н.Байбаков: Все участники пленума (октябрь 1964 года) вздохнули свободно, когда во главе партии стал Л.И. Брежнев. Приветливость и доброжелательное отношение Леонида Ильича были всем хорошо известны. Красивое, с густыми бровями лицо казалось значительным и спокойным. За столом президиума оно выражало какую-то важную думу и обещало всем участникам пленума спокойную и обеспеченную жизнь.
М.Докучаев (начальник 9-го управления КГБ): После заседания Политбюро, на котором его избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС, он ехал в машине вместе с А.Н. Косыгиным, и прикрепленный А.Я. Рябенко слышал их разговор. Леонид Ильич тогда говорил Косыгину, что главная задача на данном этапе деятельности ЦК партии и советского правительства — обеспечить спокойную жизнь для советских людей. Он сказал, что «при Сталине люди боялись репрессий, при Хрущеве — реорганизаций и перестановок. Народ не был уверен в завтрашнем дне, поэтому, — заключил Леонид Ильич, — советский народ должен получить в дальнейшем спокойную жизнь для плодотворной работы.
А.Шелепин: В апреле 1967 года в моей политической судьбе произошел крутой поворот. В один из дней, когда я приехал на очередное заседание Политбюро, меня неожиданно позвал Брежнев. Зашел к нему в кабинет — там еще и Суслов сидит. Это не удивило: все последние годы Брежнев со мной один никогда не разговаривал. В этот раз, обращаясь ко мне, сказал: «Знаешь, надо нам укрепить профсоюзы. Есть предложение освободить тебя от обязанностей секретаря ЦК и направить на работу в ВЦСПС председателем. Как ты смотришь?» Я ответил, что никогда себе работы не выбирал и ни от какой не отказывался. Хотя прекрасно понимал, что не об «укреплении профсоюзов» заботился Генсек. Ему просто нужно было увести меня от активной работы в ЦК.
П.Родионов: Люди, близко знавшие Шелепина, единодушно утверждают, что он в противоположность Брежневу всегда был представителем так называемого твердого крыла. Между ним и тогдашним Генсеком уже после октябрьского Пленума начались разногласия, которые со временем приобрели более острый и почти открытый характер. Распространявшиеся одно время слухи о нездоровье Брежнева были инспирированы, если не самим Шелепиным, то его окружением, и должны были служить средством, облегчающим новую «смену караула». Окружение переусердствовало, чем и было ускорено падение Шелепина...
Шелепин, насколько я могу судить, был одним из немногих деятелей в тогдашнем руководстве страны, кого отличали и интеллект, и большие организаторские способности, творческая жилка.
А.Аджубей: Шелепин, конечно, ни в грош не ставил Брежнева. Да тот по силе характера не годился и в подметки Шелепину, «железному Шурику», как называли его в ближнем окружении. В руках Шелепина были кадры КГБ — он ведь после ХХ съезда партии занимал должность председателя этого комитета, ему было поручено очистить кадры милиции, партийно-советского контроля. Было среди его выдвиженцев немало секретарей обкомов партии, ответственных сотрудников партийно-советского контроля. Шелепин, естественно, расставлял своих людей и, надо сказать, получал поддержку Хрущева, поскольку тот считал, что молодые внесут свежую струю в организацию работы. Многое обещало Шелепину победу в предстоящей схватке с Брежневым. Он к ней готовился. Однако не учел, что силу ломит не только сила, но и хитрость. И тут ему было далеко до Брежнева. Тот воспользовался своим главным преимуществом: Шелепин был чужаком для партаппарата, а должности, которые он занимал, весьма непопулярными — контролирующими.
Ф.Бурлацкий (публицист, бывший работник ЦК КПСС): После освобождения Н.Егорычева с поста секретаря Московской городской парторганизации ему позвонил Леонид Ильич и сказал примерно такое: «Ты уж извини, так получилось... Нет ли у тебя каких там проблем — семейных или других?» Егорычев, у которого дочь незадолго до этого вышла замуж и маялась с мужем и ребенком без квартиры, имел слабость сказать об этом Брежневу. И что же вы думаете? Через несколько дней молодая семья получила квартиру. Брежнев не хотел ни в ком вызывать чувство озлобления.
М.Галаган, О.Трифонова: Щелоков «зарубил» знаменитый «Белорусский вокзал». Ему показалось, что в нем слишком неприглядно была выставлена московская милиция. Но тем не менее создатели картины отказались сделать купюры и, более того, добились ее просмотра с участием самого Генсека. Генсек, к немалому удивлению Щелокова, был в восторге от этого фильма, а песня Окуджавы о десантном батальоне вообще растрогала его до слез.
Г.Киссинджер: Брежнев, обладавший физическим магнетизмом, задавливал собеседника. Его настроение быстро менялось, и он не скрывал своих эмоций... Его руки были постоянно в движении, он крутил часы, сбивал пепел с вечно дымящейся сигареты, бряцал своим портсигаром по пепельнице. Он не мог держаться спокойно. Пока его замечания переводились, он неустанно вставал из своего кресла, ходил по комнате, громко объяснялся с коллегами и даже без объяснений покидал комнату, а потом возвращался. Поэтому при переговорах с Брежневым присутствовало ощущение эксцентричности.
Р.Никсон: Я не мог удержаться от соблазна мысленно сравнивать Брежнева и Хрущева. Они оба были похожи в том смысле, что это были жесткие, упрямые, реалистические лидеры. Оба перемежали свои рассуждения анекдотами. Хрущев был часто совершенно вульгарен и достаточно простоват. Там, где Хрущев был невежествен и хвастлив, Брежнев был экспансивен, но более вежлив. У обоих было развито чувство юмора, но Хрущев, казалось, гораздо чаще пользовался им за счет окружающих. Хрущев, кажется, был более быстрым в своих умственных реакциях. Брежнев мог быть резким, но всегда очень преднамеренным в своих действиях там, где Хрущев был более взрывным и более импульсивным. У обоих был темперамент, оба были эмоциональны.
А.Гаврилюк (журналист): В отличие от Хрущева Брежнев не считал себя знатоком сельского хозяйства, впрочем, как и других отраслей, прислушивался к советам, позволял спорить с собой. Хотя вскоре мягко одернул В.В. Мацкевича (министра сельского хозяйства СССР): «Ты, Володя, при людях мне не возражай, я Генеральный секретарь, в этом кабинете Сталин сидел. Зайди позже, когда один буду, и скажи, что считаешь нужным».
Полянский рассказывал, как однажды в 1969 году, при подготовке к III съезду колхозников, где он, как предполагалось, выступит в качестве первого заместителя Председателя Совмина СССР с докладом, в кабинет зашел Брежнев. Узнав, что доклад уже готов, он попросил его почитать, а вскоре позвонил и сообщил: «Это хороший доклад, Митя. Я с ним и выступлю. А ты подготовь другой». Так и вышло.
Г.Воронов: В Брежневе как руководителе партии не нравилось многое. Но прежде всего неискренность. Говорил одно, а поступал по-другому. На словах поддерживал, на деле саботировал. Так было и с переводом промышленности и строительства на новые методы планирования и руководства. Так было и с организацией звеньев и бригад, работающих по безнарядной системе.
А.Александров-Агентов: Что же касается увязки «германской проблемы» с опытом минувшей войны в сознании Леонида Ильича, то мне вспоминается такой небольшой курьезный случай. Когда в мае 1973 года он отправился в ФРГ со своим первым визитом, мне пришлось его сопровождать. Говорю «пришлось», так как за неделю до этого ухитрился сломать руку. Но по указанию Брежнева вынужден был покинуть больничную койку и, закрепив загипсованную руку на повязке через плечо, присоединился к отбывающей «команде». Когда мы прибыли в Бонн (точнее, Кельн, где был аэродром), Брежнева у самолета встретил хозяин — канцлер Вилли Брандт. Они тепло поздоровались, и вдруг я вижу, что Брежнев оглядывается, кого-то ищет глазами. Увидев меня, поманил, подвел к Брандту и, указывая на мою сломанную руку, изрек: «Смотри, Вилли, я тебе его привез, чтобы ты не забывал про Вторую мировую войну!»
На одном из заседаний Совета Обороны (единственном, где мне почему-то удалось присутствовать), когда министр обороны Гречко (его давний знакомый и вышестоящий по армии в годы войны) закатил ему настоящую истерику из-за того, что генсек (и Председатель Совета Обороны) позволил себе без его, Гречко, ведома пригласить одного из видных военных конструкторов и обсуждать с ним оборонные дела. Все присутствовавшие были возмущены поведением министра и ждали взрыва. Но Брежнев смолчал, остался спокоен. Думаю, однако, что с тех пор его отношение к Гречко серьезно изменилось.
Е.Чазов: Удивительными казались мне его отношения с Ю.В. Андроповым. Андропов был одним из самых преданных Брежневу членов Политбюро. Могу сказать твердо, что и Брежнев не просто хорошо относился к Андропову, но по-своему любил своего Юру, как он обычно его называл. И все-таки, считая его честным и преданным ему человеком, он окружил его и связал «по рукам» заместителями председателя КГБ — С.К. Цвигуном, которого хорошо знал по Молдавии, и К.Г. Циневым, который в 1941 году был секретарем горкома партии Днепропетровска, где Брежнев в то время был секретарем обкома.
Н.Байбаков: Между Брежневым и Косыгиным отношения были сложные. Косыгин вел замкнутый образ жизни, много читал, работал. О нем можно было сказать, что «человек в деле».
А.Н. Косыгин реальнее других представлял истинное положение дел и был поглощен поиском доходов, способных пополнить бюджет... Мне же нравились трезвомыслие и осмотрительность, с какими Косыгин подходил к решению народнохозяйственных задач, острота и твердость мыслей, высказанных на заседании Политбюро. Может быть, поэтому Брежнев относился к нему настороженно. Самодовольный и амбициозный, он не мог не чувствовать своей некомпетентности в области экономики, не мог не замечать дельных предложений главы правительства и к авторитету его не мог не испытывать зависти... По мере того как участие Брежнева в рассмотрении планов снижалось, обострялись и взаимоотношения между ним и Косыгиным. Внешне это никак не проявлялось, но, по существу, раздор был.
В.Врублевский: Однажды вечером, когда мы были в Москве и находились в рабочем кабинете Щербицкого в постпредстве, рассуждали об экономической реформе, гадали, чем все кончится, вспомнили Косыгина.
— А знаешь ли, что Брежнев прямо предложил мне пост председателя Совета Министров, когда заболел Алексей Николаевич?
Я, конечно, ответил, что слухи ходили, и неоднократно, но толком ничего не знал.
— Так вот, случилось это во время празднования юбилея в Молдавии,- сказал В.В., — настроение у Леонида Ильича, несмотря на праздник, было угнетенным. Ему не давала покоя мысль, кто же будет преемником Косыгина. Около полуночи в резиденции, где мы остановились, — продолжал В.В., — ко мне в комнату пришел Леонид Ильич, запросто, в пижаме. «Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому», — сказал он. И долго убеждал, что иного выхода нет как для него, так и для меня. Поскольку к такому разговору я морально и внутренне был готов и все продумал, в тактичной форме, но однозначно отказался. После этого еще полночи проговорили обо всем, что нас волновало.
В.Болдин: Не случайно за него горой стояло большинство руководителей. Их устраивал его ровный и спокойный подход к делу, постоянная помощь, частые звонки. Люди чувствовали, что их помнят, им доверяют. Когда Медунова как-то довольно серьезно покритиковали на заседании Секретариата ЦК за превышение полномочий и ряд других прегрешений, то Брежнев вскоре позвонил в Краснодар и сказал ему:
— Ты не переживай и не очень обращай внимание на случившееся. Работай спокойно.
Об этом мне рассказывал сам Медунов, когда я был в крае. То, что Медунова наказали и предупредили на заседании Секретариата ЦК, осталось тайной для большинства местных коммунистов, а вот что ему позвонил Брежнев и поддержал — знали практически все. Такой метод Брежнев применял не раз и знал, что руководящие работники будут ему верны. В этом была прочность его позиций, разгадка долголетнего пребывания у власти, любви к нему чиновного люда.
Ю.Чурбанов: Сейчас все накинулись на Алиева за то, что он в Азербайджане преподнес Леониду Ильичу очень красивый и дорогой перстень... Сам Алиев в интервью говорит, что никакого перстня он Леониду Ильичу не дарил. Но Алиеву никто не верит. Я же свидетельствую, что он говорит правду: этот перстень в день 70-летия Леониду Ильичу подарил его сын Юрий. И этот перстень быстро стал любимой игрушкой — ведь сын подарил!- уже немолодого Генсека.
В.Жискар д’Эстен: В апреле 1979 года Леонид Брежнев встречал меня в аэропорту Шереметьево. Это был рабочий визит. Я гадал, приедет ли Брежнев в аэропорт или же пришлет кого-нибудь вместо себя, так как слухи о плохом состоянии его здоровья распространялись во всем мире. Он часто отменял визиты к нему из-за рубежа.
Через иллюминатор самолета я сразу увидел его — в сером пальто и фетровой шляпе с шелковой лентой. Рядом с ним — Громыко и сотрудники МИДа. В самом деле, кажется, дикция стала нормальной и щеки уже не такие раздутые. Но с какой стати он сообщает это все мне? Понимает ли он, чем рискует? Отдает ли себе отчет в том, что рассказ об этом или просто утечка информации губительны для него?
«Теперь все намного серьезней. Меня облучают. Вы понимаете о чем идет речь? Иногда я не выдерживаю, это слишком изнурительно, и приходится прерывать лечение. Врачи утверждают, что есть надежда. Это здесь, в спине».
Он с трудом поворачивается. «Они рассчитывают меня вылечить или, по крайней мере, стабилизировать болезнь. Впрочем, в моем возрасте разницы тут почти нет!»
Он смеется, сощурив глаза под густыми бровями. Потом следуют какие-то медицинские подробности, касающиеся его лечения, запомнить их я не в состоянии. Он кладет мне руку на колено — широкую руку с морщинистыми толстыми пальцами, на ней словно лежит печать тяжелого труда многих поколений русских крестьян.
«Я вам говорю это, чтобы вы лучше поняли ситуацию. Но я непременно поправлюсь, увидите. Я малый крепкий!»
М.Докучаев: Л.И. Брежнев заметно сдал примерно за три года до кончины. В апреле 1979 года он вдруг пригласил к себе А.Я. Рябенко и сказал, что плохо себя чувствует. «Хочу на отдых», — заявил он тогда, и Рябенко понял, что надо готовиться к поездке на отдых. Но Леонид Ильич уточнил, что «надо уходить в отставку». Он попросил позвонить К.У. Черненко и собрать всех членов Политбюро. На заседании Л.И. Брежнев сделал заявление о своем уходе на пенсию. Все члены Политбюро в один голос возразили ему. Они заявили, что создадут ему необходимые условия для нормальной работы и отдыха. Постановили, чтобы он в пятницу уезжал в Завидово, отдыхал там и возвращался в Москву не раньше вечера воскресенья. Этого распорядка Брежнев придерживался в дальнейшем, проработав еще три года.
А.Александров-Агентов: Брежнев на склоне лет, чувствуя надвигавшуюся на него болезнь, начал сознательно готовить Андропова на роль преемника. Хорошо памятен мне эпизод, когда через день-два после внезапного заболевания Суслова в начале 1982 года Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: «Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же, Юрка сильнее Черненко — эрудированный, творчески мыслящий человек?» Я, естественно, полностью поддержал это мнение.
Как-то позже, уже став вторым секретарем ЦК, Андропов рассказывал мне, что Леонид Ильич сделал ему внушение за то, что Андропов, стесняясь, не перенял до сих пор от Черненко, временно осуществлявшего тогда руководство заседаниями секретариата ЦК, эту обязанность на себя. «Если так пойдет, то мы никогда не подготовим достойную замену на пост Генерального секретаря», — сказал Брежнев, обращаясь к Андропову.
Таким образом, даже больной Брежнев думал о перспективе и делал определенную ставку на Андропова- увы, к тому времени тоже уже тяжело больного.
В.Медведев (начальник охраны Л.И. Брежнева): Мы проходили под крылом самолета, народ, наполнивший леса, также стал перемещаться. Кольцо рабочих вокруг нас сжималось, и охрана взялась за руки, чтобы сдержать натиск толпы. Леонид Ильич уже почти вышел из-под самолета, когда вдруг раздался скрежет. Стропила не выдержали, и большая деревянная площадка — во всю длину самолета и шириной метра четыре — под неравномерной тяжестью перемещавшихся людей рухнула!.. Люди по наклонной покатились на нас. Леса придавили многих. Я оглянулся и не увидел ни Брежнева, ни Рашидова, вместе с сопровождавшими они были накрыты рухнувшей площадкой. Мы, человека четыре из охраны, с трудом подняли ее, подскочили еще местные охранники, и, испытывая огромное напряжение, мы минуты две держали на весу площадку с людьми.
...Леонид Ильич лежал на спине, рядом с ним — Володя Собаченков, с разбитой головой. Тяжелая площадка, слава Богу, не успела никого раздавить. Мы с доктором Косаревым подняли Леонида Ильича. Углом металлического конуса ему здорово ободрало ухо, текла кровь. Серьезную травму, как потом оказалось, получил начальник местной «девятки», зацепило и Рашидова.
Доктор Косарев спросил Леонида Ильича:
— Как вы себя чувствуете? Вы можете идти?
— Да-да, могу, — ответил он и пожаловался на боль в ключице.
А.Александров-Агентов: Мчимся в резиденцию. Там уже перебинтованный, в окружении врачей лежит Леонид Ильич. Сломана ключица. И тут я слышу, как он слабым голосом настойчиво просит соединить его с Москвой, с председателем КГБ Андроповым. И слышу его слова: «Юра, тут со мной на заводе несчастье случилось. Только я тебя прошу, ты там никому головы не руби. Не наказывай, виноват я сам. Поехал без предупреждения, хотя меня отговаривали».
Такая человеческая реакция в трудной ситуации меня, признаюсь, тронула. Остается добавить, что на следующий день Брежнев, отвергнув рекомендации врачей, все же выступил на торжественном заседании и вручил республике орден. Только перекладывал листки текста речи левой рукой, так как правая была забинтована. О происшедшем из публики никто не узнал, сообщений никаких не было. Только в Москве нам пришлось пару недель ездить к Брежневу с бумагами для доклада в больницу.
Май 91 года. Встретил Георгия Коваленко, который при знакомстве всегда произносил неизменную фразу: «Я всех членов Политбюро видел в гробу». Георгий Никитович уже 33-й год работает могильщиком, и ни одни сколько-нибудь ответственные похороны не обходятся без него. «Самое трудное, — говорит он, — зарыть могилу. Ведь сыпать землю нужно ровно 4 минуты 30 секунд, именно столько звучит Гимн Советского Союза. Когда умер Брежнев, я страшно огорчился. Он был очень добрым человеком, всех жалел. Помню, хоронили Суслова. Пельше даже подошел к оркестру и попросил играть не так траурно, а то Леонид Ильич расплакался бы. Когда Леонид Ильич маму свою хоронил, то плакал все время, таблетки глотал. Я тогда подошел и обнял его. Он тепло так сказал: «Спасибо, Георгий!», а сам: «Мама, мамочка...» И плачет. А уж когда в машину садился, то не забыл сказать управделами, чтобы нас не обидели. Тут нам сразу по конверту сунули, а в каждом было по тридцать сторублевок. Такую большую премию мы даже за членов Политбюро не получали».
А.Александров-Агентов: Леонид Ильич произнес фразу, которая мне надолго запомнилась: «Ты не смотри, Андрей, что я такой мягкий. Если надо, я так дам, что не знаю, как тот, кому я дал, а сам я после этого три дня больной». Даже при некоторой доле рисовки это все же была довольно меткая автохарактеристика.
Было бы большой ошибкой считать, что Леонид Ильич был этаким слабохарактерным добряком-толстовцем. Отнюдь нет. Это был упорный, целеустремленный и хитрый человек, который в своих целях, нередко продиктованных честолюбием, манипулировал людьми, заставлял их делать то, что ему было нужно, и ловко, без излишнего шума и сенсаций умел избавляться от неподходивших ему работников, особенно тех, кого считал потенциальными соперниками.
И это при том, что в принципе он был искренним сторонником стабильности кадров, старался сводить перемены к минимуму.
Автор: Евгений Собянин
