Недавно в Интернете был помещён рассекреченный документ: «Анализ материалов проверок Юрия Носенко на полиграфе», проведённых ЦРУ в 1964, 1966 и 1968 гг., подготовленный ведущим американским специалистом по полиграфам Ричардом Артером. для Специальной комиссии по политическим убийствам в марте 1979 г. Для ознакомления с материалами проверки Артер три раза посещал штаб-квартиру ЦРУ. В документе говорится, что при проверке 4 апреля 1964 г. Носенко задавалось более 50 прямых «важных вопросов», разделённых на 13 отдельных тестов, хотя более 3-х тестов по таким вопросам проводить во избежание ошибок не рекомендуется. Все вопросы касались «широкого спектра» и лишь последний 51-ый по Освальду: «Говорили ли вы правду по Освальду?». Ответ: «Да». Вопрос сформулирован неправильно, задан при окончании тестов и поэтому ответ не может быть принят. Операторов ЦРУ Освальд не интересовал, заключает Артер, а целью проверки было определить, говорит ли правду Носенко по другим вопросам «широкого спектра». Операторам было дано указание: независимо от результатов тестов — положительных или отрицательных — говорить Носенко, что он лжёт и испытаний не прошёл.

Вторая проверка на полиграфе проводилась с 18 по 28 октября 1966 г. теми же операторами. Её задача: «Попытаться установить, имел ли субъект в действительности отношение к делу Освальда во время его пребывания в Советском Союзе или же связь субъекта с делом Освальда была лишь частью прикрывающей его легенды; определить, участвовал ли субъект лично в деле Освальда в 1963 г. после убийства президента Кеннеди; удостовериться, получал ли субъект специальные инструкции от КГБ передать американскому правительству касающиеся Освальда данные». Главной темой первого дня проверки был Освальд, по которому задано 32 вопроса. В последующие проверки — с 19 по 28 октября — вопросы по Освальду не задавались. Артер пришёл к заключению, что ЦРУ «было полностью удовлетворено ответами в первый день и операторы сделали своё дело, установив правдивость ответов Носенко по Освальду».

Третья проверка проводилась другими операторами ЦРУ 2 и 6 августа 1968 г. В первый день из 23 вопросов ни один не был задан по Освальду. Во второй день, 6 августа из 27 вопросов только 2 касались Освальда. Как считает Артер, тема Освальда вновь затронута крайне мало и вопросы по нему задавались неправильно.

Артер заключает, что проверки 1964 и 1968 гг. по Освальду должны игнорироваться по причине многочисленных нарушений при их проведении. Проверка 18 октября 1966 г. является верной, проводилась скорее формально, чем по существу дела. Новые испытания Носенко на полиграфе не рекомендуются по причине давности событий.

В анализе автор также указывает, что ему в ЦРУ не были даны, как было обещано, обязательно составляемые при испытании на полиграфе и пишущиеся от руки документы — замечания операторов о ходе тестов, первичные листы с вопросами, запись предварительной беседы и другие материалы. Не дали также магнитофонную запись с процессом проверки. Артер получил только официальные отчёты. Ему запретили делать какие-либо записи, и он составлял анализ по памяти. Кроме того, в комиссии Конгресса перед поездкой в ЦРУ его проинформировали, что «каждый опрошенный офицер разведки, включая перебежчиков из КГБ, заявлял, что КГБ может засылать своих сотрудников под видом предателей. Тот факт, что Носенко отрицает такую возможность, а полиграф определяет его честность, ставит проверки под сомнение».

Из анализа Артера можно сделать выводы: ЦРУ считало правдивой информацию по Освальду, полученную от Носенко во время опросов в феврале 1964 г., и поэтому в апреле проверка по Освальду не проводилась, а полиграф использовался для оказания на него психологического давления; проверка 1966 г. была формальной; целью всех проверок было выяснение вопросов, которые ЦРУ тщательно скрывает.

В 1996-97 гг. рассекречены и позднее помещены в Интернете совершенно секретные документы — «Слушания Носенко по Освальду на Специальной комиссии по политическим убийствам палаты представителей Конгресса США» от 30 мая, 19 и 20 июня 1978 г. Допросы, как названы слушания в документах, проводились в Лэнгли сотрудниками комиссии Кеннетом Клайном и Джоанной Смит. На первом слушании опрашиваемый показал всё, что знал об Освальде, начиная с его появления в Москве в 1959 г.: попытке самоубийства, предоставлении советского гражданства, проживании в Минске, отношении к нему КГБ, возвращении в США, переписке с посольством СССР в Вашингтоне, посещении советского посольства в Мексике и т.д. Комиссия признала все показания Носенко по Освальду за 1964-78 гг. ложными, а самого Носенко «источником недостоверным».

На двух других слушаниях он рассказывает о своём «предательстве» (всё, согласно легенде ЦРУ), о предложении своих услуг в 1962 г., выходе на «Джорджа» в 1964 г., жестоком с ним обращении в заключении, применении наркотиков, психологического воздействия, избиении и т.п. Упоминаний о вербовке «француженки» нет. Касаясь приезда Грибанова в Женеву (он якобы возвращался в Москву после посещения Австралии и Франции — А.С.), показывает, что он «наверняка высказал бы своё неудовольствие тем, что заместитель начальника отдела Главка находится в Женеве как офицер безопасности с такой малочисленной делегацией и приказал бы немедленно возвращаться в Москву». Эти слова не соответствуют действительности: Грибанов должен был утверждать план вербовки «француженки» с выездом Носенко в Женеву под прикрытием эксперта с дипломатическим паспортом и получать согласие на это председателя КГБ Семичастного. Он знал истинную цель поездки Носенко за границу. Имеются и другие противоречия, на основании которых можно предположить многое, но одно — вполне определённо: Носенко на слушаниях говорит не всю правду. Хотя протоколы отсканированы и выглядят как подлинные, но они редактированы и поэтому не подписаны независимым нотариусом, который, как указано в преамбуле, присутствовал на слушаниях. Возможно, в них внесены нужные ЦРУ изменения.

Интересны в связи с этим слова того же Бобкова (сказанные после публикации варианта этой статьи в газете «Красная Звезда» от 19.12.02 г.): «Главной заботой Носенко перед отъездом в Швейцарию было: как он будет встречать в Женеве начальника контрразведки Олега Михайловича Грибанова, который собирался там быть.… Какие-то оперативные вопросы, которые он мог там решать, во 2-м Главном управлении не обсуждались. Инструктаж в основном шёл по линии разведки.… Между тем, находясь в Женеве, Носенко активно готовился к встрече с Грибановым, который в это время находился в командировке за рубежом, естественно, под другой фамилией. В Женеву он должен был прибыть 5 февраля. Наши товарищи говорили, что в эти дни Носенко бегал по магазинам, купил лекарство, куклу для дочери… Логика подсказывает, что если Носенко был агентом, то, значит, он рассказал, что завтра в Швейцарии будет начальник советской контрразведки. В этой ситуации не было никакого смысла его убирать с "поля" — американцы могли получить в своё распоряжение начальника 2-го главка. Грибанов к Носенко относился очень хорошо, тот мог его пригласить куда угодно. Стоит учесть, что Олег Михайлович был человек твёрдый, смелый — в общем, во всех отношениях нормальный мужик. Носенко приглашает его в загородный ресторан, во время застолья появляются американцы. Официально они не знают, кто это, и им не обязательно хватать Грибанова — достаточно провокации. А то, что начальник советской контрразведки приехал в Женеву под чухой фамилией — уже достаточно для компрометации. …В течении четырёх дней после исчезновения Носенко находился в Швейцарии и никаких акций, чтобы выйти на наших людей за эти дни не было. Всё, что за этот срок можно было сделать, чтобы обезопасить людей, было сделано. …Я твёрдо убеждён в том, что Носенко не был агентом, заранее завербованным. Его захватили американцы — он мог дать повод для этого, потому что парень он был с точки зрения своего поведения, так сказать, лихой».

Позднее были рассекречены показания Хелмса, Энглтона, Мэрфи, Майлера, Соли и других, действующих и бывших, сотрудников ЦРУ на этой же комиссии Носенко, проводившейся в помещении Конгресса: они повторяют легенду ЦРУ о предательстве Носенко и каждый по своему объясняют его заключение в тюрьму. Некоторые страницы изъяты и будут рассекречены в 2017 г. Все они, кроме Носенко, клялись на Библии и поднимали правую руку в знак честности показаний, но в их словах много противоречий, лжи и сокрытий. Так, Мэрфи, отвечая на вопросы Клайна «Знакомы ли вы с результатами испытаний Носенко на полиграфе по Освальду в апреле 1964 г. и имелись ли основания считать их непродуктивными?», лжесвидетельствует: «Полиграф указал, что он лгал по большинству вопросов. Я доверял оператору, он свободно владел русским языком». В частности, он говорит, что не мог поверить ответам Носенко об отсутствии интереса КГБ и ГРУ к Освальду, служившему оператором радара на базе ВВС США в Японии, где размещались также самолёты-разведчики У-2. Но из анализа Артера, как сказано выше, известно: оператору, вне зависимости от показаний полиграфа, было приказано говорить Носенко, что он по всем вопросам лжёт. По Освальду был задан лишь один, 51-й вопрос. Второе испытание, в 1966 г., по словам Мэрфи, якобы проводилось по вопросам 1964 г. с тем, чтобы уточнить возникшие тогда сомнения, подозрения и противоречия. Но тот же Артер в анализе указывает совсем другую причину. Мэрфи также опровергает заявление Носенко на комиссии, что ему с апреля 1964 г. по лето 1967 г. принудительно делали уколы наркотиков. Все выступавшие перед комиссией, в том числе и сам Носенко, утверждали, что выезжал он в Женеву как офицер безопасности. О главной задаче его командировки — вербовке француженки — никем не было сказано ни слова.

Слушания Носенко характерны недоброжелательностью вопросов и ведения протокола. Как видно из материалов комиссии, на него в 1964 г., а не в 1962 г., как положено, в оперативном директорате было заведено дело по форме 201, что означало проведение по нему агентурно-оперативных мероприятий, его псевдоним по прибытии в США был сменён с «Фокстрота» на «Донора» с той же приставкой «АЕ».

По итогам слушаний комиссия отметила: «Весьма странно то, что ЦРУ во время допросов Носенко, в том числе и когда он содержался в камере, очень мало уделяло внимания его допросам по Освальду. ЦРУ не придало должного значения этому важному вопросу и выявляло лишь, был ли заслан он КГБ. Условиями содержания Носенко в заключении и обращением с ним ЦРУ не сохранило важного свидетеля — Носенко».

Кроме того, можно предположить, что ЦРУ опасалось показать Носенко конгрессменам, организовывая его допросы в штаб-квартире. Так было и в 1964 г., когда Хелмс убедил председателя Верховного суда Уоррена, возглавлявшего сенатскую Комиссию по расследованию убийства президента Джона Кеннеди, что Носенко нельзя заслушивать по Освальду по причине серьёзных противоречий и сомнений ЦРУ в его честности. Уоррен был ознакомлен «со всеми доступными материалами и файлом на Носенко, касающимися Освальда, но решил не использовать их в отчёте, пока не будет установлена надёжность источника». Но, как видно из вышеупомянутого, подобный вывод сделать нельзя — ЦРУ и ФБР доверяло информации Носенко по Освальду, а в прессу и Конгресс «сливалась» легенда.

На двух других слушаниях он рассказывает о своём «предательстве» (всё, согласно легенде ЦРУ), о предложении своих услуг в 1962 г., выходе на «Джорджа» в 1964 г., жестоком с ним обращении в заключении, применении наркотиков, психологического воздействия, избиении и т.п. Упоминаний о вербовке «француженки» нет. Касаясь приезда Грибанова в Женеву (он якобы возвращался в Москву после посещения Австралии и Франции — А.С.), показывает, что он «наверняка высказал бы своё неудовольствие тем, что заместитель начальника отдела Главка находится в Женеве как офицер безопасности с такой малочисленной делегацией и приказал бы немедленно возвращаться в Москву». Эти слова не соответствуют действительности: Грибанов должен был утверждать план вербовки «француженки» с выездом Носенко в Женеву под прикрытием эксперта с дипломатическим паспортом и получать согласие на это председателя КГБ Семичастного. Он знал истинную цель поездки Носенко за границу. Имеются и другие противоречия, на основании которых можно предположить многое, но одно — вполне определённо: Носенко на слушаниях говорит не всю правду. Хотя протоколы отсканированы и выглядят как подлинные, но они редактированы и поэтому не подписаны независимым нотариусом, который, как указано в преамбуле, присутствовал на слушаниях. Возможно, в них внесены нужные ЦРУ изменения.

Интересны в связи с этим слова того же Бобкова (сказанные после публикации варианта этой статьи в газете «Красная Звезда» от 19.12.02 г.): «Главной заботой Носенко перед отъездом в Швейцарию было: как он будет встречать в Женеве начальника контрразведки Олега Михайловича Грибанова, который собирался там быть.… Какие-то оперативные вопросы, которые он мог там решать, во 2-м Главном управлении не обсуждались. Инструктаж в основном шёл по линии разведки.… Между тем, находясь в Женеве, Носенко активно готовился к встрече с Грибановым, который в это время находился в командировке за рубежом, естественно, под другой фамилией. В Женеву он должен был прибыть 5 февраля. Наши товарищи говорили, что в эти дни Носенко бегал по магазинам, купил лекарство, куклу для дочери… Логика подсказывает, что если Носенко был агентом, то, значит, он рассказал, что завтра в Швейцарии будет начальник советской контрразведки. В этой ситуации не было никакого смысла его убирать с "поля" — американцы могли получить в своё распоряжение начальника 2-го главка. Грибанов к Носенко относился очень хорошо, тот мог его пригласить куда угодно. Стоит учесть, что Олег Михайлович был человек твёрдый, смелый — в общем, во всех отношениях нормальный мужик. Носенко приглашает его в загородный ресторан, во время застолья появляются американцы. Официально они не знают, кто это, и им не обязательно хватать Грибанова — достаточно провокации. А то, что начальник советской контрразведки приехал в Женеву под чухой фамилией — уже достаточно для компрометации. …В течении четырёх дней после исчезновения Носенко находился в Швейцарии и никаких акций, чтобы выйти на наших людей за эти дни не было. Всё, что за этот срок можно было сделать, чтобы обезопасить людей, было сделано. …Я твёрдо убеждён в том, что Носенко не был агентом, заранее завербованным. Его захватили американцы — он мог дать повод для этого, потому что парень он был с точки зрения своего поведения, так сказать, лихой».

Позднее были рассекречены показания Хелмса, Энглтона, Мэрфи, Майлера, Соли и других, действующих и бывших, сотрудников ЦРУ на этой же комиссии (по Носенко), проводившейся в помещении Конгресса: они повторяют легенду ЦРУ о предательстве Носенко и каждый по своему объясняют его заключение в тюрьму. Некоторые страницы изъяты и будут рассекречены в 2017 г. Все они, кроме Носенко, клялись на Библии и поднимали правую руку в знак честности показаний, но в их словах много противоречий, лжи и сокрытий. Так, Мэрфи, отвечая на вопросы Клайна «Знакомы ли вы с результатами испытаний Носенко на полиграфе по Освальду в апреле 1964 г. и имелись ли основания считать их непродуктивными?», лжесвидетельствует: «Полиграф указал, что он лгал по большинству вопросов. Я доверял оператору, он свободно владел русским языком». В частности, он говорит, что не мог поверить ответам Носенко об отсутствии интереса КГБ и ГРУ к Освальду, служившему оператором радара на базе ВВС США в Японии, где размещались также самолёты-разведчики У-2. Но из анализа Артера, как сказано выше, известно: оператору, вне зависимости от показаний полиграфа, было приказано говорить Носенко, что он по всем вопросам лжёт. По Освальду был задан лишь один, 51-й вопрос. Второе испытание, в 1966 г., по словам Мэрфи, якобы проводилось по вопросам 1964 г. с тем, чтобы уточнить возникшие тогда сомнения, подозрения и противоречия. Но тот же Артер в анализе указывает совсем другую причину. Мэрфи также опровергает заявление Носенко на комиссии, что ему с апреля 1964 г. по лето 1967 г. принудительно делали уколы наркотиков. Все выступавшие перед комиссией, в том числе и сам Носенко, утверждали, что выезжал он в Женеву как офицер безопасности. О главной задаче его командировки — вербовке француженки — никем не было сказано ни слова.

Слушания Носенко характерны недоброжелательностью вопросов и ведения протокола. Как видно из материалов комиссии, на него в 1964 г., а не в 1962 г., как положено, в оперативном директорате было заведено дело по форме 201, что означало проведение по нему агентурно-оперативных мероприятий, его псевдоним по прибытии в США был сменён с «Фокстрота» на «Донора» с той же приставкой «АЕ».

По итогам слушаний комиссия отметила: «Весьма странно то, что ЦРУ во время допросов Носенко, в том числе и когда он содержался в камере, очень мало уделяло внимания его допросам по Освальду. ЦРУ не придало должного значения этому важному вопросу и выявляло лишь, был ли заслан он КГБ. Условиями содержания Носенко в заключении и обращением с ним ЦРУ не сохранило важного свидетеля — Носенко».

Кроме того, можно предположить, что ЦРУ опасалось показать Носенко конгрессменам, организовывая его допросы в штаб-квартире. Так было и в 1964 г., когда Хелмс убедил председателя Верховного суда Уоррена, возглавлявшего сенатскую Комиссию по расследованию убийства президента Джона Кеннеди, что Носенко нельзя заслушивать по Освальду по причине серьёзных противоречий и сомнений ЦРУ в его честности. Уоррен был ознакомлен «со всеми доступными материалами и файлом на Носенко, касающимися Освальда, но решил не использовать их в отчёте, пока не будет установлена надёжность источника». Но, как видно из вышеупомянутого, подобный вывод сделать нельзя — ЦРУ и ФБР доверяло информации Носенко по Освальду, а в прессу и Конгресс «сливалась» легенда.

Опасаясь, что Носенко мог рассказать парламентариям о своём похищении в Швейцарии, а в той ситуации это неизбежно стало бы достоянием прессы и международным скандалом, ЦРУ даже Комиссии Уоррена не позволило получить важного свидетеля по Освальду — убийце президента. Госсекретарю Раску и министру обороны Макнамаре пришлось направить в Комиссию Уоррена письма, утверждающие, что Советский Союз не мог иметь отношение к убийству Кеннеди. Следует отметить, что Носенко ни разу не появлялся в здании Конгресса, его допрашивали только в ЦРУ, хотя все оказывавшиеся в США предатели дают там показания — такова многолетняя американская практика.

Ещё один рассекреченный в августе 1997 г. документ ЦРУ проливает свет на дело Носенко: «КУБАРК (KUBARK) Наставление контрразведки по допросам» на 128 страницах, действовавшее с июля 1963 по 1985 гг. «КУБАРК» (кодовое внутреннее название) мог применяться только за пределами Америки в отношении её граждан и иностранцев, подозреваемых контрразведкой в нанесении ущерба безопасности США. Однако им руководствовались сотрудники Советского отдела при допросах Носенко в заключении на территории США, что являлось уголовным правонарушением.

Согласно этому наставлению, для получения нужной информации контрразведка могла применять: арест, задержание, заключение под стражу, допросы с применением угроз, физического насилия, других методов вызова боли и страха, нарушение биоритмов организма, воздействие под гипнозом, использование наркотиков. Как писала пресса, все эти «пытки с выбиванием зубов» применялись к Носенко. На слушаниях в комиссии в 1978 г. Мэрфи признал, что «допрос с пристрастием» являлся составной частью контрразведывательного допроса и его методы использовались для получения «откровенных показаний Носенко».

Более детально об этом рассказывает Бэгли в интервью Эпстайну 28 мая 1977 г.: «Носенко провёл три с половиной года в одиночной изоляции в камере без окон под круглосуточным наблюдением. Каждый третий или четвёртый день его заставляли стоять перед следователем и жестоко с пристрастием допрашивали о деталях его дела. Если через неделю результатов не получали, то применяли различные дезориентирующие методы. К примеру, для потери ориентации во времени переводили назад стрелки часов или манипулировали электрическим светом, чтобы он думал, что на улице ночь, а в действительности был день. Иногда мне казалось, что он готов сломаться и рассказать, какую в действительности должность занимал в КГБ, а не ту, о которой говорил. Я слышал его шёпот и всячески содействовал получению признания. Но ничего не получалось, и я возвращался к допросу. После долгой паузы Носенко выговаривал: "Меня неправильно поняли". Затем он находил силы и монотонно вновь и вновь повторял свою историю. Борьба шла год за годом, но он не сломался. Я написал обвиняющий его доклад на 900-х страницах».

В этом интервью Бэгли рассказал о сразу же возникшей в Вашингтоне и наиболее близкой к истине причине ареста Носенко и жестокого обращения с ним: «Начальник Советского отдела Мэрфи считал, что КГБ мог проинструктировать Носенко сбежать в советское посольство. Он мог затем обвинить ЦРУ в его похищении и даже попытке оказать на него давление по Освальду. 17 февраля 1964 г. Мэрфи написал докладную записку Хелмсу: "…существуют серьёзные основания считать, что эта операция преследует долгосрочные и далеко идущие цели Советов. Одна из них — провести массивную пропагандистскую акцию, в которой Субъект (Носенко. — А.С.), наиболее вероятно как перебежавший назад сотрудник, сыграет основную... роль". Он также выразил озабоченность, что возвращение Носенко будет способствовать раскрытию оперативных мероприятий ЦРУ, ставших известными Носенко, а также поставит под угрозу "безопасность действующих агентов». Мэрфи предлагал заключить Носенко в тюрьму с тем, чтобы не допустить его побега.

Размышления Носенко о побеге довольно детально рассматривает также английский писатель Том Мэнголд в книге об Энглтоне «Бесстрастный боец» (Cold Warrior). К сожалению, в российском варианте этой интересной книги по вине издательства не приводятся источники прямых высказываний Носенко, поэтому автор данной статьи не счёл возможным их цитировать.

О возможном побеге, как причине ареста Носенко, свидетельствовал 9 августа 1978 г. также и Мэрфи на слушаниях упомянутой комиссии. Кроме того, по его словам, ЦРУ не имело права ареста на территории США и поэтому Хелмс направил министру юстиции (он же генеральный прокурор) Роберту Кеннеди письмо, поясняющее, что Носенко доставлен в США как преступник, условно освобождённый под ответственность ЦРУ (on parole to the CIA). Арест был санкционирован.

Здесь особо следует выделить слова Мэрфи о том, что побег Носенко «поставит под угрозу безопасность действующих агентов» ЦРУ. На слушаниях в комиссии Соли также подтверждает, что причиной ареста Носенко послужила необходимость защиты «наших источников». О каких агентах идёт речь? Да, в западных открытых источниках нет информации о «француженке» и, соответственно, о встрече с ней Носенко. Возникает вопрос — как ЦРУ узнало об этом и узнало ли? Одно предположение высказывает Семичастный: «Очевидно, французская мадам работала не только на разведку своей собственной страны». Так быть может она, являясь агентом ЦРУ, передала информацию о предстоящей встрече?

Однако имеет право на существование и другая версия. Так, генерал армии Владимир Крючков, руководивший советской разведкой с 1974 г. и в последующие четырнадцать лет, а затем возглавлявший КГБ до 1991 г., в своей книге «Личное дело» (Москва, 1997) пишет: «Лишь в начале 80-х годов ценой огромных усилий советской разведке удалось выйти на обширную агентурную сеть в Советском Союзе, получить не только косвенные данные, но и конкретные имена. Речь идёт о разоблачении десятков агентов западных спецслужб, вербовка которых состоялась в разное время — от одного года до тридцати лет назад». И ещё: «На этом, однако, работа не закончилась. Наши предположения о серьёзном, глубоком проникновении западных спецслужб в органы госбезопасности, военную разведку, научные центры, на важнейшие объекты промышленного производства и в некоторые другие организации, к сожалению, получали новые подтверждение, всплывали новые имена».

Таким образом, можно предположить, что о выезде Носенко 4 февраля на встречу с «француженкой» и, самое важное, его причастности к делу Освальда американской резидентуре в Берне заранее стало известно от своего советского источника в Женеве. С уверенностью можно сказать, что Носенко, посещая резидентуру в Женеве, рассказывал об Освальде, имя которого тогда, спустя шесть недель после убийства Кеннеди, всё ещё связывали с «советским следом». Подтвердить или опровергнуть сегодня слова Мэрфи можно путём анализа материалов на разоблачённую агентуру западных спецслужб. Не исключено (хотя и с малой долей вероятности) также и то, что Носенко где-либо в разговоре с членами советской делегации высказался, как бы со знанием дела, по Освальду, что было зафиксировано техническими средствами подслушивания и затем стало известно американской резидентуре — версия убийства президента Освальдом была у всех «на устах». О «француженке» американцы могли и не знать вообще.

Итак, вместо политического убежища Носенко заключили в тюрьму из опасения побега в советское посольство, а не по каким либо иным причинам. Интересно, что в интервью Эпстайн также пишет: «Хелмс и Энглтон, отвечая на вопросы по Носенко, историю о нём начинали с 1964 г., полностью забывая 1962 г.».

По легенде ЦРУ, Носенко с 1962 г. агент с игривым псевдонимом Фокстрот, с 1964 г. — важный перебежчик, попросивший политическое убежище. Выдавал противнику государственную тайну. Чем не желаемая для разведки «творческая» биография предателя? Но, увы, Фокстроту и перебежчику не поверили, но всё-таки предоставили «политическое убежище», оказавшееся с первых же дней тюрьмой с пытками и «ломкой» под себя. 1962-й г. и выданные секреты забыли — как буд-то этого и не было. За все «заслуги» гражданство дали в порядке общей очереди лишь через десять лет. Удалось ли мощнейшей спецслужбе мира «сломать предателя»? Или он до сих пор находится под круглосуточной «опекой» службы безопасности ЦРУ? Говорил же Бэгли, что «контролёр» Носенко Соли награждён за него боевой медалью ЦРУ. Конечно, многолетняя компрометация, прямое насилие и угрозы оказали на него, хотя бы частично, нужное ЦРУ воздействие. Но, каков итог? Ответить может только сам Носенко, остающийся до сих пор «Идолом».

В результате анализа информации можно сделать основной вывод: Носенко был похищен ЦРУ, чтобы получить с наибольшей вероятностью единственно достоверную на то время информацию о советском периоде жизни Освальда и о так называемом «советском следе» в убийстве Кеннеди, наличие которого в то время реально предполагали немалое число политических лидеров и пресса. Первые месяцы поддерживал его и Президент Джонсон. План похищения возник в январе 1964 г. в бернской резидентуре и в Советском отделе ЦРУ и был, безусловно, одобрен Президентом.

И ещё один аспект в деле Носенко представляет интерес. Уже в феврале 1964 г. в КГБ Носенко безоговорочно объявили предателем, а в марте начался отзыв сотрудников из резидентур. Об этом американские спецслужбы узнали от своей агентуры среди сотрудников советской разведки в США .

Не буду вдаваться в сложные внутренние политические причины поспешности решений по Носенко, но она была на руку лишь американцам — они убедились в успехе их операции и в последующем, не исключено, вновь применяли свой опыт. Однако в связи с этим следует отметить, что политика КГБ по оценке таких случаев постепенно менялась. Об этом свидетельствует факт похищения американцами в 1985 г. в Риме сотрудника ПГУ полковника Юрченко. Тогда начальник советской разведки Владимир Крючков и руководство КГБ заняли тактически правильную позицию, что, спустя несколько месяцев, привело к возвращению «беглеца» на Родину.

Сейчас, когда закончилась холодная война и её сторонников становится всё меньше, США, согласно взятым на себя международным обязательствам по правам человека, должны раскрыть всю правду о похищении 4 февраля 1964 г. в Швейцарии гражданина России дипломата Юрия Носенко, хотя надежды на откровенность американской разведки мало.

http://www.historia.ru/2003/03/sokolov.htm