нож должен быть выкован из метеорита, найденного на лесоповале, втихаря, с помощью газетной "горелки"
в рукояти должна быть ртуть - ну что бы нож постоянно летел острием

а тут магазин какой-то, слоновая кость... как в том анекдоте - "сидит Лермонтов на дереве, и ..."

Потом старый Вор подумал и сказал:
"А нет ли вас в продаже перчатки с набором инструментов на пальцах. Как в Викториноксе. Как у Никиты Михалкова в небезизвестном фильме?"...

Боже, это что за ....... ? 

(с ужасом) Сказочка??????? 

современная литература в упадке.
если не мы, то кто же?

класс!

маньяки....
огнестрел гуманнее.

Не, Плискин, сказки - они разные бывают.  

...
Пробуждение  выдалось тяжким. Мучившие всю ночь кошмары, в которых злобные маргиналы трансформировались в ужасающих обезьяноподобных созданий и стаями бросались на несчастного студента заливая своей и его кровью тихие улочки родного городка были внезапно прерваны громким визгливым окриком матери: «Вставай, недоносок, на ученье свое бесполезное опоздаешь! Выпрут тебя тогда и в армию, и не будешь на мамкиной то шее сидеть, дармоед несчастный!»
Клеопатра Даниловна вернулась с ночной смены уставшей и сильно не в духе. Родное предприятие, которому отдала она два десятка лет непрерывного трудового стажа, давно и успешно шло к окончательному развалу. Зарплату не платили уже полгода, изредка руководство подбрасывало мелкие подачки, чтоб коллектив совсем не помер с голоду, но случалось это все реже и реже. Все ценное давно растащили и продали начальнички от директора до старшего вахтера и рядовым сотрудникам приходилось довольствоваться экспроприацией оставшихся крошек с барского стола.  Впрочем, и они давно подошли к концу и, некогда градообразующее предприятие Торопца замерло в томительной фазе ожидания скорого неминуемого краха.
В дополнение к служебным проблемам, у этой высокой, когда-то статной и красивой, а ныне худой и ссутулившейся под гнетом бытовых неурядиц  женщины всю последнюю неделю стремительно летела под откос с таким трудом налаженная личная жизнь. Ее нынешний, а теперь уже бывший «полузаконный супруг», как она его называла, завел шашни с рыжей Надькой из бухгалтерии и сегодня окончательно объявил Клеопатре, что между ними все кончено.
Чтобы избежать грандиозного скандала, а Степан успел за три года неплохо изучить крутой нрав своей пассии, он провел последние объяснения в полутемном коридоре заводоуправления. Там и днем то редко появлялся народ, а ночью было пустынно как в закромах Родины. Ему казалось, он сумел найти правильные слова и расставание пройдет легко, ну, может, пары-тройки оплеух не миновать, но он ошибался.
Первое подозрение мелькнуло у него когда Клепа, обычно спокойная и флегматичная, вдруг заметно побледнела и ее глаза, зеленовато-серого оттенка чуть сузились… Оно же было и последним, удара он не увидел, лишь почувствовал, как что-то, показавшееся ему почему то раскаленной чугунной сковородкой, врезалось с силой дизельного локомотива в левую часть лица и мгновенно отбросило его назад как цыпленка. Он потерял сознание прежде, чем пролетев почти три метра, грохнулся на пол.
До 23 лет Клеопатра Даниловна серьезно занималась волейболом, звезд с неба она не хватала, но была надежной рабочей лошадкой, вкалывала на тренировках по-черному, и на игре себя не жалела, выкладываясь на всю катушку. Те годы занятий не прошли даром, отличная координация сохранилась до сих пор, да и силенки в ней было еще немало. Сама не понимая толком, как это случилось, она тем не менее умудрилась молниеносно выдать неожиданный резкий потрясающей мощи удар. Раскрытая правая ладонь прямо, без замаха метнулась к когда-то любимому ею лицу, тренированные ноги чисто отработали толчок, бедра и плечи согласовано  скрутились мощнейшей пружиной и неверный любовник отправился в короткий, но красивый полет.
Стоя над распростертым телом, она безучастно глядела куда-то вдаль, сквозь серые офисные стены. Чувств не было, никаких, ни боли, ни жалости, ни разочарования. Клепа ощущала себя никем. Степан застонал, приходя в сознание, она развернулась и медленно пошла прочь.
Константин вскочил с кровати. Он хорошо знал, что когда мать не в настроении, хоть это и случалось нечасто, лучше ей не перечить. Она никогда, даже в детстве, и пальцем его не тронула, но услышав рассерженный тембр ее голоса, душа его всегда уходила в пятки. Мать любила его, он знал это наверняка, но, видимо, да надо признать и не без оснований, считала недотепой. Он рос без отца, матери приходилось много работать чтобы прокормить их одной и воспитанием она занималась мало, тем не менее шпаны из него не получилось, в маменькины сынки он, в общем тоже не годился, но характером вышел покладистый, слегка боязливый, застенчивый и, потому, излишне нервный.
«Привет, ма» - сказал он, быстро одеваясь и убирая постель «Уже иду, сегодня первую пару отменили». Мать возилась на кухне: «Завтракать иди, охламон», она поставила на стол тарелку. «Что это у тебя с лицом? Опять дворовые мальчишки пристали? Говорила тебе, не шляйся по вечерам, горе ты мое». «Да все нормуль, мам. Я.. это..упал..в хоккей играли». «Какой хоккей, сентябрь на дворе. Вот уже и матери врать начал, ирод». Она покачала головой и вышла из кухни.
Он быстро запихивал в себя завтрак, надеясь исчезнуть скорее, чем она вернется. Не вышло. «ЧТО ЭТО?!!» Такого голоса он у матери еще не слышал и его будто пригвоздило к месту. Она влетела обратно как тропический шторм, распахнув старенькую дверь с такой силой, что та жалобно треснула о стену и осталась висеть скособочившись на одной уцелевшей петле.
«Что это ?» - повторила она тише, и от того еще более страшно. Клеопатра стояла в проеме как памятник на Мамаевом кургане – огромная и страшная. В одной руке – тот, вчерашний, невесть откуда взявшийся нож, в другой – его куртка, вся в ржавой засохшей крови, он бросил ее вчера в стиральную машину, но забыл выстирать. Константин сжался в комок, больше всего на свете ему хотелось сейчас исчезнуть, просто раствориться в воздухе. Такого всеобъемлющего ужаса он не испытывал никогда, даже тогда, год назад. Когда банда второклассников, окружила его в чужом дворе и угрожая ужасным черным пистолетом с присосками, требовала отдать им тот леденец на палочке, что он держал в руках. Он бы с радостью отдал, но от страха руки не слушались, они онемели и из последних сил вцепились в деревянную палочку. Как его тогда били… , вообще, били его часто, почти каждый день, это было удобно, он не убегал и не давал сдачи, но в тот день трое злобных второклашек, катали его ногами по двору, истерически вопя: «Отдай конфету, контрацептив штопанный!». После того случая, он неделю отлеживался дома и даже пропустил два экзамена и его чуть не отчислили тогда с третьего курса.
Но сейчас все было гораздо серьезнее, от ужаса он не мог не то что шевелиться, он практически перестал дышать. «Что ж ты, засранец, новую куртку то так извазгал, за нее ж ползарплаты плочено», мамина ладонь легонько хлопнула его по затылку так, что он резко качнулся вперед ткнувшись лицом прямо в тарелку с недоеденной кашей. Пшенка, забившись в нос и рот, вывела его из оцепенения: «Мам.. я.. мы.. ну, в теннис играли.., в смысле в бильярд, то есть..»
«Поло еще вспомни, принц Чарльз недоделанный. Опять, небось, браги наклюкались да заснули на помойке, будущая надежда страны, называется». Костик обучался в краевой академии госслужбы и втайне мечтал стать когда-нибудь министром или даже президентом и тогда… Тогда бы он отомстил всем, всему этому проклятому городу, что городу, стране, миру, который всю жизнь унижал и не понимал его. Тогда бы он напринимал новых замечательных законов. Он запретил бы гопников и хулиганов, запретил оружие, оно страшное и стреляет, надо отнять его у всех и выбросить. Оставить только у достойных, после прохождения семилетних специальных курсов, пятидесяти экзаменов, ста сорока шести тестов, полиграфа и анализа мочи. Ну и, разумеется, у его Костиковой охраны, куда ж важным людям без нее, когда кругом кишмя кишит быдло неадекватное.
Потом он запретил бы ножи, лицензировал бы вилки и ложки. Ограничил оборот кирпичей, арматуры и газовых труб. За ношение кожаных курток и спортивных штанов ввел расстрел на месте, без суда и следствия. Постановил бы полный запрет карманов на одежде и установку металлодетекторов в каждом подъезде.
От этих счастливых мыслей его отвлек вопрос матери: «Ты где ножик стащил, олух царя небесного? В столовой штоль?». «Ма, ну ты чо.. это ж я тебе, подарок купил. На день рожденья». «До ноября два месяца еще» - недоверчиво протянула Клеопатра Даниловна. «Ну, так я заранее, полгода со стипендий копил» - соврал Костик, не моргнув глазом. «Спасибо, сынок» - растрогалась мать, «Ну, беги, а то опоздаешь».
Нож не понимал, что происходит. После гибели прежнего хозяина, он выбрал себе нового сильно поторопившись и, видимо, ошибся. Такое с ним случилось впервые и еще не определившись, что делать дальше, вдруг, он оказался в руках женщины. ЖЕНЩИНЫ. Худшего унижения нож не испытывал всю свою долгую стальную жизнь. О женщинах он знал лишь то, что внешне они похожи на людей, но сходство это обманчиво ибо устроены они совершенно иначе. Продолжение рода было главной и, пожалуй тут природа решила не распыляться, единственной позитивной функцией этих особей ибо все остальное, к чему они прикасались, умирало и разрушалось. Они разбивали машины, ломали приборы, пересаливали суп и смазывали дверные замки подсолнечным маслом.
Нож их презирал всей своей кристаллической структурой, каждым атомом железа, углерода, хрома, никеля, молибдена и вольфрама. И вот сейчас попав в лапы одной из них, он рванулся пытаясь вырваться, но тщетно. Из профессиональной хватки мотальщицы 7го разряда трансформаторного цеха, вырваться было невозможно. Внимательно осмотрев свой подарок, хозяйственная Клепа, привыкшая обходиться без мужика, решила заточить обновку. Нож, ошалев от ужаса наблюдал, как страшная женщина выудила из ящика нечто, напоминающее осколок силикатного кирпича, и стала с остервенением елозить этим по его лезвию.
Нож сопротивлялся долго, но силы были неравны. К обеду он сдался и сверкающий голубоватой полировкой клинок превратился в грязно-матовое, исшарканное отвратительными суматошными рисками изделие с лезвием, если то, что получилось, еще можно было так назвать, иззубренным крупными тупыми гранями.
Подуставшая Клеопатра довольно хмыкнула и швырнула то, что когда-то было НОЖОМ в ящик беспорядочно забитый, вилками, ложками, ржавыми консервооткрывалками и ручками от сковородок.  Бросив осколок точильного камня туда же, она отправилась спать.