ВОРКУТА, 1955

На географической карте бывшего СССР есть города, которые вошли в историю в одном ряду с Майданеком и Освенцимом, Треблинкой и Бухенвальдом. Эти города были созданы в советское время и стали символами советского строя. Они всегда были на слуху - Караганда, Магадан, Воркута... В последние годы бывшие узники опубликовали множество воспоминаний о сталинских лагерях. Их слова звучат как свидетельские показания на суде по делу преступлений против человечества, совершенных ВКП(б)-КПСС и ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. События, искренне описываемые бывшими зеками, порой страдают некоторыми искажениями. Это связано с аберрацией памяти старых людей, с их уровнем знаний - они не могли знать того, что знали палачи и надсмотрщики, солдаты ВОХР и вольнонаемные работники лагерной системы.

Увидели свет также и воспоминания бывших высоких чинов КПСС и КГБ. Как правило, они неискренние, многое умалчивают. Для выявления достоверной картины лагерной системы при советском режиме определенную ценность представляют и воспоминания работников зловещей системы.

В данной статье приводятся фрагменты интервью с бывшим военнослужащим - солдатом, а позднее сержантом срочной службы в частях ВОХР (военизированная охрана) В.Г.

* * *

" Меня призвал Кагановический райвоенкомат Киева (потом это стал Московский район) на срочную службу, когда мне еще не было 19-ти лет. Вызвали 55 человек. Неожиданно пришли все. Нас выстроили, сделали перекличку и сказали, что 5 человек - лишние и кому сильно надо, может остаться. Никто не захотел, потому что вскоре все равно призовут, а так хоть раньше вернешься. Тогда зачитали фамилии пяти человек из списка, которых оставили. В какие войска берут, мы не знали. Вначале нас отправили в Харьков, где сформировали громадный эшелон, точно такой же, как "ЗК"овский, и посадили в такие же вагоны с нарами, как и заключенных. Только у нас на тормозных площадках по концам вагонов не стояли конвоиры, и двери в вагон не запирали. Мы не знали куда нас везут, но понимали, что эшелон шел в северном направлении. Сопровождавший нас сержант хранил "военную тайну" . Через несколько дней мы выехали на одноколейную дорогу. На какой-то станции стрелочник, на вопрос " куда мы едем", ответил: "А тут одна дорога - на Воркуту".

Офицеры попадали на лагерную службу по-разному. Так, где-то в начале 50-х годов пограничную службу передали в наше ведомство, и в 1954 году новое для пограничников министерство послало всех или многих выпускников Московского пограничного училища на службу в лагеря, в том числе и в ВОРКУТАЛАГ. Эти офицеры по меньшей мере год ходили в пограничной форме, мечтали охранять границу, а не охранять заключенных и бравировали тем, что они не МВДэшники, а пограничники. Сначала они пьянствовали, гуляли, а потом привезли жен из Москвы и втянулись в работу. Среди более высокого начальства было много боевых армейских офицеров, прошедших Великую Отечественную войну на фронтах, а не в охране лагерей, и имевших большой жизненный опыт.

Воркута тогда представляла из себя множество поселков, которые образовывались вокруг шахт. В центре Воркуты была Шахта #1 "Капитальная". В двухстах метрах от нее драматический театр. Весь центр Воркуты был вокруг шахты "Капитальная".

Итак, я попал в "ВОХР". Нас привезли и тут же отправили в баню внутри какой-то зоны, постригли наголо, выдали обмундирование и поселили в бывшем лагере. Территория была огорожена колючей проволокой, вокруг стояли сторожевые вышки. Там была у нас "учебка", где в течение четырех с половиной месяцев нас готовили для службы в охранных частях для ВОРКУТЛАГа. Учили как обращаться с оружием и когда его применять, как стоять на вышке, - охранной службе. К счастью, мне не пришлось применять оружие для стрельбы на поражение и даже видеть, как кто-то стреляет на поражение. Более толковых, грамотных или тех, кто уже отслужил год, учили работе на вахтах контролерами. Учили также конвоированию заключенных на производственные объекты и обратно, конвоированию для отправки на железную дорогу и тому подобное, учили правилам ограничения зоны. Скажем, мы ведем колонну, и где-то в пути нужно остановиться, там, где нет колючей проволоки, ограждающей зону. Мы должны были знать, как расставить таблички с надписью "Запретная зона", ограничивающие зону местонахождения заключенных. Или, например, мы приводили заключенных на объект, где они работали, но там еще не было ограждения зоны. Таблички в этом случае чаще всего расставлял бригадир заключенных. При этом заключенные знали, что выход за пределы зоны, ограниченной табличками, считался побегом со всеми вытекающими последствиями. В наши обязанности входило предупреждать об этом заключенных каждый раз. Нести таблички, естественно, заставляли заключенных.

Или, например, строят дом. На сорок заключенных положено три конвоира. Они получают на вахте заключенных. Надзиратели выкрикивали по карточкам фамилии заключенных. Те подходили к надзирателю и называли свои имя, отчество, статью и срок. Надзиратель сверял это с данными карточки. Потом заключенных вели на производственный объект, охраняли их там с восьми, скажем, часов до четырех. Затем конвоировали эту группу обратно и сдавали по счету на ту же вахту, где контролеры обыскивали "ЗК". Никаких списков конвоирам не давали. Сколько человек приняли - столько и сдайте. Процесс "сдачи" заключенных в зону был довольно длительный. Зимой мы все при этом сильно мерзли. Поэтому, если к лагерю приближались одновременно две или три колонны, то каждая колонна, включая заключенных и конвоиров, пыталась достичь лагеря первой и чуть ли не бежала к вахте. Об этом хорошо написано у Солженицына.

Позже, когда я стал сержантом, пришлось стать начальником так называемого "Встречного конвоя". Что это такое? Регулярно к нам прибывали группы заключенных, и мы отправляли их в другие лагеря, на переследствия и так далее. В головной части колонны шел солдат с автоматом ППШ, а я и собаковод шли сзади. У меня был наган с барабаном, у собаковода с собакой - тоже наган. Голову растянувшейся черт знает как колонны иногда не было видно. Вдруг кто-то из заключенных почему-то отклонялся от дороги, и его уводило влево или вправо от колонны. Я кричал, чтобы вернулся, а он не слушает. Тогда я стрелял вверх на "предупреждение". Это действовало безотказно. Заключенные прекрасно знали, что после выстрела на "предупреждение" может последовать выстрел на "поражение".

В 1955 году после политической забастовки в Воркутинских лагерях начали работать "тройки" по амнистии. Эта амнистия не носила характера того, что было в 1953 году, когда освобождали по "статьям". На этот раз с каждым заключенным беседовали отдельно по материалам его дела и тут же принимали решение: выпустить его или нет. Мне пришлось столкнуться там с одним человеком, который раньше был наркомом здравоохранения Белорусской ССР. В конце 30-х годов его посадили. В лагере этот человек стал завскладом. Через какое-то время в лагере его судили за уголовное преступление, кажется, за хищение. В 1956 году он уже сидел по уголовной статье. Помню, как я его конвоировал в вагон для отправки на переследствие. Я не знаю его дальнейшей судьбы, но тогда он не был сразу амнистирован, так как сидел по уголовной статье.

Меня не было в Воркуте во время политической забастовки 1955 года. Говорили, что действиями властей руководил прибывший туда министр МВД Серов. Я тогда был в сержантской школе, прикомандированным к учебному подразделению. Мы, сержанты, ожидали приезда новобранцев, которых должны были обучать, и убивали время кто как мог.

То, о чем я сейчас расскажу имеет отношение к этой забастовке и произошло, кажется, в конце августа или в сентябре 1955 года. Неожиданно нас, сержантов, срочно собрали и посадили на машину. Помню, был хороший солнечный день. Привезли всех на какую-то железнодорожную ветку и посадили на открытую платформу. Паровоз доставил нас в тундру к совершенно новому лагпункту, окруженному новой незаржавленной колючей проволокой. Рядом стоял поезд из пяти или шести вагонов. Офицер сказал нам, что из этих вагонов политические заключенные отказываются выходить и идти в новый лагерь, а нам нужно их выгрузить. Немного позже из разговора с этими заключенными я понял, что же произошло. Оказывается, эти люди были довольно авторитетными в своей среде, а у нашего начальства была система, направленная на изоляцию любых авторитетов в среде заключенных. Из какого лагеря или лагерей они были, я не помню. Политзаключенным сказали, что их переводят в другое лагерное отделение, номер которого, кажется, "23". Это отделение стояло в середине большого воркутинского поселка, где был не очень строгий режим, и было одним из центров политической забастовки. Заключенные спокойно подчинились, потому что хотели поддержать забастовку. Но когда этих заключенных привезли к пустому новому лагерю, сиявшему новыми деревянными бараками и служебными зданиями, то они поняли, что их обманули, и отказались выходить. Формально обмана не было, их привезли в новый лагпункт, построенный для 23-го отделения. Фактически же их обманули. Около вагонов стояла жиденькая цепь сопровождавшей эшелон охраны. А в вагонах стояли ряды сцепившихся руками политических заключенных. Многие из них были старыми или пожилыми, все они были ослаблены плохим питанием и болезнями. Конечно же, не представляло сложности для молодых сытых парней разорвать хватку слабых рук и прорвать ряды забастовщиков. Потом их просто выбрасывали, как мешки с песком, из вагонов и под руки волокли в лагерь. Таким образом "разгрузили" два вагона. Вдруг последовала команда прекратить выгрузку. Наступила пауза. Мы шатались без дела. Потом я узнал причину паузы. Выяснилось, те, кто уже оказался в лагере, заявили, что подожгут лагерь, если "разгрузка" не прекратится. Начальство стало совещаться. Через какое-то время нас снова посадили на платформу и отправили обратно в сержантскую школу. Поэтому, чем все закончилось там, я не знаю. (Остались ли в живых те заключенные, кто знает? - В.С.)

Мне довелось присутствовать на нескольких инструктажах частей, отправляемых на подавление политической забастовки в 1955 году. Солдатам объясняли, что сейчас они поедут с оружием, но без патронов к такому-то лагпункту, зайдут с такой-то стороны в зону и вытеснят заключенных туда-то на территорию, огражденную табличками "Запретная зона. Впереди будут идти собаководы с собаками, за ними офицеры, а следом солдаты (по 2-3 солдата на одного офицера). После ареста "особистами" зачинщиков заключенных нужно будет загнать обратно в лагерь (в поле арестовать было гораздо проще, чем в стесненных условиях барака и в окружении товарищей по несчастью. Кроме того, сам процесс вытеснения, наверное, сильно подавлял психику заключенных и ослаблял их сопротивление. - В.С.) Несколько позднее, "зачинщики" получили дополнительные сроки.

Могу рассказать о подавлении волнений в лагере уголовников. Речь идет о "воровском" лагере, где содержались "воры в законе", которые отказывались работать. Это было чуть южней Воркуты в поселке Чум недалеко от станции Сейда на 1500-м километре Северной железной дороги, там, где ветка уходит на Лабытнанги к началу строительства железной дороги вдоль Северного Ледовитого океана - объекта номер 500 (Мертвая дорога). Кажется, это был 66-й лагерь. Были еще "сучьи" лагеря, где содержались уголовники, стремящиеся хорошей работой заработать досрочное освобождение или по крайней мере не получить дополнительный срок, и там не было воров "в законе".

За время моей службы в воровском лагере несколько раз объявлялись голодовки. Причиной первой голодовки в мое время было то, что столовую вынесли за пределы лагеря, и надо было каждый раз проходить через вахту полным составом по списку и подвергаться контролю. Это не понравилось заключенным, потому что они часто играли в карты на "пайки". Когда столовая находилась на территории лагеря, то проигравшие могли не пойти в столовую. В этом случае отдать или забрать всю пищу и занести ее в барак было проще. А при проходе через вахту еду, особенно супы, нельзя было пронести. К "голодовке" заранее готовились, запасая сухари и сахар. Затем заявили, что будут голодать, пока столовую не вернут на место. Вытаскивать заключенных из тесных бараков сложно из-за сопротивления уголовников. Поэтому через десять дней, когда лагерь обессилел, солдаты без оружия прорвали ломами проволоку и вошли в зону. Потом они вытеснили группы заключенных из лагеря на площадку, окруженную ВОХРовцами. А там "особисты" запросто "повыдергивали" зачинщиков, о которых им своевременно настучали, или просто выбирали наиболее строптивых. После ареста зачинщиков оставшихся уголовников загнали обратно. Особый вопрос: почему солдаты входили в зону, как правило, без оружия. Дело в том, что были серьезные опасения по поводу перехода части оружия к заключенным. Это считалось весьма опасным явлением.

Вспоминаю стычку политических с уголовниками в 8-м лаготделении ВОРКУТАЛАГа в поселке "Рудник", расположенном на склоне горы. Это было летом 1955 года, когда я был в сержантской школе. Нашу школу отделяла от поселка "Рудник" речка Воркута. И мы из сержантской школы видели, как на том берегу реки пылает барак. Вскоре поступила команда срочно собраться с оружием и патронами. Потом последовало приказание "патроны сдать". Чуть позже: "оружие сдать". Короче говоря, начальство металось, не зная что делать. 8-е лаготделение было "политическим", но в начале 1955 года туда стали направлять уголовников, так как поток новых политических иссякал. В то время закончилось какое-то большое строительство, кажется, Куйбышевской ГЭС. И в 8-е отделение попала большая группа воров в законе. Пока политических было гораздо больше, чем уголовников, то конфликтов не было. Но постепенно поток уголовников увеличился, и к середине 1955 года уголовников стало, наверное, большинство. В этой зоне оказались и заключенные, переселенные из лагпункта для украинских националистов - бандеровцев. "Бандеровский" лагпункт входил в состав того же 8-го лаготделения и находился всего в одном километре (15-20 минут пешего хода) от центральной зоны 8-го отделения. У бандеровцев с уголовниками сразу начались конфликты по типовой схеме: сначала кто-то что-то сказал, потом кто-то кого-то побил, потом кто-то кого-то за что-то убил. Это обычная ситуация с уголовным контингентом в те времена. Затем уголовники окружили барак с бандеровцами и подожгли, а тех, кто пытался выскочить, убивали. Зрелище было страшное. Погас свет в лагере из-за короткого замыкания, которое устроили уголовники. Потом нас повезли на усмирение. Везли почему-то не кратчайшей дорогой через ближний мост, а через дальний мост. Пока мы ехали, в лагерь приехала пожарная машина, но уголовники заблокировали въездные ворота и не пропустили пожарную машину. Это были уже не те времена, когда можно было косить заключенных из пулемета. И пожарная машина людей тоже не давила. Когда мы приехали, то надзиратели с шахты прорвали ломами колючую проволоку со стороны сгоревшего барака, и мы оттеснили уголовников, которые теперь не сопротивлялись. Они сделали свое дело и были довольны. Сильно пахло жареным мясом. Санитары выносили обгоревшие трупы бандеровцев.

Мне довелось работать только с мужским контингентом. В женских зонах не был. Но какое-то время у нас в части служили надзиратели-сверхсрочники, которые раньше служили в лагере для "мамок", находившемся в поселке Чум. То есть там были женщины с детьми до трех лет. Когда ребенку исполнялось три года, мать переводили в другой лагерь, а ребенка переводили в детский дом вне зоны. Надзиратели утверждали, что для них работа в женских зонах морально была несравненно трудней, чем в мужских.

Заключенные хорошо чувствовали отношение к ним. И если к ним относились справедливо, то большинство заключенных со своей стороны с пониманием относилось к выполнению охраной своих обязанностей. Но к милиции уголовники относились всегда с ненавистью. Это безусловно! Помню случай в Воркуте, когда в театре выступали артисты из лагерного ансамбля, а их охранники во время спектакля напились. Милиция пыталась арестовать напившуюся охрану, но уголовники - рабочие сцены и артисты сумели помешать милиции. Потом у них из-за этого были неприятности".

* * *

Воркута середины 50-х годов описана во многих воспоминаниях заключенных. Рассказ бывшего военнослужащего ВОХР дополняет эту картину с иной стороны. Кроме того, представляют явный интерес два события, которые не были ранее описаны. Это случай, когда уголовники сожгли украинских националистов в 8-м отделении и случай с "выгрузкой" политических заключенных в новом лагпункте 23-го отделения.

Виктор СНИТКОВСКИЙ (Бостон)
Журнал Вестник.
http://www.vestnik.com