«Взаимозависимость, обусловленная торговлей и инвестициями, столь велика, что здравомыслящие люди утверждают, что войны стали невозможны — а если и возможны, то лишь на считанные недели, потому что глобальные финансовые рынки не смогут вынести такого напряжения». Ключевой торговый партнер Германии – Англия, для Англии Германия – второй по значимости партнер; важнейший «контрагент» России – та же Германия. Мир комфортен, границы открыты, туризм процветает. Средний класс интенсивно катается в Европу. Идут разговоры об окончательном и бесповоротном стирании границ и мировом правительстве. Это была «прекрасная эпоха» - la belle époque. Это был 1913 год. Влюбленные парочки обмениваются милыми и смешными валентинками. Завтра Валентина убьют во Фландрии, Валентина останется вдовой. Тихую улочку, где они жили, затопят облака иприта. Мир рухнет. Завтра.
Иными словами, реальность свалилась в эпоху войн и революций ровно тогда, когда все были уверены, что это почти невозможно.
«Связность» тогдашнего мира действительно была очень высока. Так, между 1815-м и 1914-м объем международной торговли вырос в 40 раз, далеко обогнав рост мирового ВВП - вторично она достигнет таких же масштабов только к 1960-м. Потоки иностранных инвестиций обр. 1913 года (3,3% ВВП) восстановятся… к началу 1990-х.
Человеческие потоки – по отношению к численности населения – кратно больше, чем сейчас. Немецкие кварталы существуют даже в Лондоне. В России 2,4 млн. немцев (из них 170 тыс. непосредственно германских подданных и 120 тыс. австро-венгров), в Германию ежегодно отправляются сотни тысяч русских сезонных рабочих. В США – количество белых американцев немецкого происхождения сейчас больше, чем английского, и эта ситуация в очень существенной степени унаследована от той эпохи. Поскреби Смита – найдешь Шмидта, американский английский – по сути, онемеченный английский. До 1917-го года хот-дог – «франкфуртер», выходит немецкоязычная пресса, немецкий язык много где официален. Пока.
Сделаем шаг назад. На рубеже XVIII-XIX веков можно обнаружить подозрительно сходную картину. Носящиеся в треугольнике Лондон-Петербург-Стамбул авантюристы и аристократы были лишь частью всевозможных потоков в весьма глобализированной Европе эпохи Просвещения. Например, тогда возникло первое турагентство. Культурное пространство для элиты едино от американских колоний до Сибири – везде говорят по- французски, читают французские романы и одеваются во все французское… зачастую, впрочем, с нижегородским акцентом. На размышления наводит и схема роста тогдашних экономик: так, в Англии производство, работавшее на внутренний рынок, выросло в XVIII в. на 52%, а экспортное – на 450%. Основная часть экспорториентированного роста пришлась на последние два десятилетия века. При этом Альбион был не особенно оригинален – объем внешней торговли Франции вырос в 5-6 раз при очень ограниченном росте ВВП. Затем пришел Наполеон.
Сделав еще шаг назад, мы обнаружим вполне себе глобализацию – в габсбургско-голландском исполнении - во второй половине XVI- начале XVII вв. Именно тогда впервые возник его величество мировой рынок. Потом пришел… оверкилл. В Тридцатилетней войне Германия потеряла 5-6 млн. человек из 15-16 млн., в Мекленбурге, например, «испарилось» 80% населения. «Потоп» обезлюдил огромную часть Восточной Европы. Во Франции, Испании, Англии, Италии – революции, Фронда, мятежи.
Иными словами, циклы глобализации ВСЕГДА заканчиваются глобальными войнами – и окружающим их набором революций; по крайней мере так было до сего дня.
Глобализация – это всего лишь фаза экстенсивного расширения экономик, а экстенсивно расширяясь, они рано или поздно наступают друг другу на ноги. При этом активный экспорт капитала и технологий на периферию вызывает рост новых «центров силы», скептически разглядывающих поделенный текущими гегемонами мир. Так, промышленность Германии в XIX веке была «накачана» английскими инвестициями, привлеченными дешевой рабочей силой. Голландские технологии и деньги создали «Молот севера» - Швецию Густава Адольфа - ударивший на юг в XVII веке.
По сути, глобализация - «двояковыпуклый» процесс. С одной стороны, он позволяет отстающим странам полупериферии вырваться вперед. С другой стороны, возвышение новых «центров силы» увеличивает давление на ресурсную базу. Это ведет к росту цен на сырье и продовольствие. Между тем, усилившаяся конкуренция на рынке промышленной продукции ведет к снижению платежеспособности потребителей.
Классический пример – начало ХХ века. Цены на сырье и продовольствие сильно просели после 1875-го из-за резкого повышения связности рынков, достигнув минимума во второй половине 1890-х, что позволило резко нарастить потребление в промышленных странах. Однако затем этот тренд сменился обратным – потребление росло, производство сырья и продовольствия отставало. С кратким перерывом на кризис начала ХХ-го столетия цены шли вверх, образуя весьма неприятные для «промышленников» «ножницы цен».
В итоге торговый баланс всех крупных импортеров продовольствия и сырья оказался отрицательным – стоимость ввоза превысила стоимость вывоза. Англия благополучно покрывала дефицит за счет доходов от зарубежных инвестиций (1/2 общего финансового потока), Франция – за счет международного «ростовщичества», но Германия, отчаянно экспортируя промышленную продукцию, все равно не могла покрыть дефицит платежного баланса. В результате немцев потянуло на подвиги.
Замечу, что в начале ХХ века производство сырья и продовольствия росло чрезвычайно быстро - проблема была «всего лишь» в том, что потребление в «новых» индустриальных странах (США, Германии, России) росло еще быстрее.
Теперь вернемся в нашу реальность. Мир не просто стоит на пороге ресурсного кризиса – стараниями поднимающихся новых «центров силы» он за него перешагнул. Ситуация на рынках сырья и продовольствия… своеобразна. Так, потребление продовольствия в 2011-м выросло почти вдвое больше, чем производство, запасы по зерну находятся на опасно низком уровне уже больше десятилетия, и выхода из этой ситуации не видно – резервы роста на нынешнем технологическом уровне практически исчерпаны. Агфляция – хронический рост цен на продовольствие – явилась важнейшим фактором, стимулирующим серию революций в третьем мире (лозунг Тахрира – ХЛЕБ, свобода, социальная справедливость).
При этом ресурсный кризис имеет тотальный и системный характер – уровни добычи длинного ряда полезных ископаемых достигли своих предельных значений, другой ряд весьма к этому близок. Например, широкие народные массы терзает всеобщая задумчивость на тему – наступит ли пик добычи нефти в близком будущем, или он УЖЕ наступил. Добыча «отказывается» расти с 2005-го. Добыча нефти на душу населения начала снижаться еще между 1990-м и 2000-м годами (с 4,5 до 4,3 баррелей в год). Между тем, к 2030-му потребность в ней должна вырасти на 20%. Собственно, со всеобщей задумчивостью и связана бурная военная активность в нефтедобывающих странах.
С практической точки зрения это значит следующее. Во-первых, что прогрессирующая агфляция будет и дальше подрывать стабильность в третьем мире – и это, вероятно, усугубит сырьевой кризис. Во-вторых, в дальнейшем противостояние между потребителями и поставщиками сырья будет нарастать в геометрической прогрессии. В-третьих, будет усиливаться конкуренция между его ключевыми импортерами. В-четвертых, надежды на то, что экономические и гуманитарные связи всему этому помешают, окажутся тщетными. Насколько «хорошо» они работают как стимулятор мира, было показано выше.
От Тихого океана до Средиземного моря уже сформировалась гигантская дуга напряженности – и взаимные «симпатии» вдоль этой линии будут быстро нарастать. Мир возвращается к блоковому противостоянию, а гонка вооружений в обозримом будущем приобретет огромные масштабы.
При этом вероятность того, что ситуация ограничится ремейком холодной войны, крайне мала. Соперничество СССР-Запад долгое время было почти лишено экономических оснований: это было противостояние двух взаимодополняющих экономик – экспортера и импортера сырья на дивном фоне двух долларов за баррель; нефтяной шок 70-х был рукотворным. Сейчас ситуация принципиально иная. Не завтра, но послезавтра над миром взойдет солнце мертвых.
То, что кажется несомненными признаками вечного и всеобщего слияния в глобализационном экстазе - на самом деле симптомы эпичных диспропорций. Мир может казаться уютным, безопасным и комфортным – но как раз таким он выглядит перед тем, как исчезнуть в одночасье. Возможно, за сценой уже звучит гимн уходящим.
Автор: Евгений Пожидаев Источник: Русский Журнал
Читать дальше: http://mnenia.zahav.ru/Articles/971/nak … z1qLDAs1Ff
