Продолжение 1

Но и в России (будучи евреями) они постоянно сталкивались с проявлением юдофобства. К тому же сталинский террор крепчал.
Порывистая студентка внезапно уходит с шестого курса мединститута, не дотянув до диплома, и бежит с дочерью в Париж. Ганс - в Чили. Перед отъездом они почему-то разошлись, оставаясь формально мужем и женой.
Потом было многое. Она работает учительницей английского в Париже. Но перед «вторжением», будучи гражданкой США, бежит в Америку.
И опять таинственный Некто, прикоснувшись к Королеве (Регине), делает неожиданные ходы, как бы предвосхищая манеру игры бурного шахматного гения, которого ей предстоит породить.
В ранние сороковые мать и дочь - homeless – бомжи (без постоянного места жительства). И, тем не менее, Регина таинственно забеременела, второй раз. Она отсылает пятилетнюю Джоан к престарелому отцу в Сент-Луис, чтобы девятого марта 1943 года в чикагском госпитале дать жизнь Роберту Джеймсу Фишеру. В качестве отца в свидетельство о рождении вписан Ганс Герхард Фишер, хотя, не будучи гражданином США, никогда в страну не въезжал.
Проведя неделю в больнице, мать с новорожденным перебралась в «шелтер» для одиночек, куда затребовала дочь. Но в ночлежке не разрешено жить втроем. Когда она бурно запротестовала, полицейский арестовал ее for disturbing the peace (за нарушение порядка). Женщину с двумя детьми выбросили на улицу, предварительно подвергнув психиатрической экспертизе. Диагноз гласил: “stilted (paranoid) personality, querulous, but not psychotic” - высокопарная (параноидальная) личность, сварливая, но психически не больна.
С двумя детьми на руках, она борется за выживание. Обращается за помощью к еврейским филантропам, в агентства социальной защиты, к старику- отцу. Деньги приходят. Но мало. К счастью, получает работу секретаря-машинистки в солидной компании и вселяется в однокомнатную квартиру в южном Чикаго. Стремясь вырваться из удушающего безденежья, Регина перепробовала множество профессий. Была сварщицей, учительницей, клепальщицей, батрачкой на ферме, ассистенткой токсиколога, стенографисткой. В середине сороковых перебралась в Нью-Йорк.
Характер Бобби Фишера, вся линия его жизни, с уклоном в безумие, - слепок с материнской генетической матрицы. Но, как сказал русский психиатр Бехтерев: «Наше представление о психическом здоровье - вещь весьма относительная».
Мать была его Каиссой, десятой Музой шахмат. Достаточно взглянуть на фотографии в книге Франка Брэйди. Вот девятилетний Бобби, по грудь в воде, в ванной, за шахматной доской: играет сам с собой «блиц», попеременно белыми и черными. А на голове у него, из-за занавески, - теплая, благословляющая материнская ступня, которую сынок нежно почесывает.
А вот трогательная картинка в сабвее. Бобби уронил голову на ее плечо. Отбарабанив на пишущей машинке восемь часов, Регина забирает трудное чадо из манхэттенского шахматного клуба: одному в ночной подземке - опасно.
На третьей фотке: Регина Фишер в парике, замаскированная под нордическую блондинку, втайне навещает сына в гостинице в Рейкьявике (Исландия), чтобы вдохновить перед решающим поединком с Борисом Спасским.
Взрослый Роберт Джеймс Фишер похож на Джерома Дэвида Сэлинджера. Не только внешне, но и судьбой. Ракетоподобный взлет. А потом уход в одиночество, безумие, смерть.
Подросток Бобби напоминает Холдена из «The Catcher in the Rye». Тот же протест против абсурда бытия, та же коллизия между потаенным благородством и вульгарным способом самовыражения. И та же гениальность, жаждущая о себе заявить. За что их и поперли из всех schools.
- Полная туфта, - говорит Холден о школе, - что-то я там не встречал блестящих и благородных. Я провалился по четырем предметам и вообще все на фиг забросил.
Бобби провалился по всем предметам, за исключением шахмат.
И еще одно совпадение. Сэлинджер пишет на обложке своей главной книги: “TO MY MOTHER”. Фишер посвящает матери шахматные победы, о чем свидетельствуют его исповедальные письма к ней. Регина - «его все».
Но попытки приобщить сына к школьному образованию закончились конфузом. Он мог часами сидеть над шахматной партией. Но на уроках чтения, письма, арифметики: как будто шило в одном месте.
В компании же одноклассников, он маленький мизантроп, отгороженный от всех. К десяти годам Бобби сменил шесть школ, по две ежегодно. И везде сторонился ребят, а учителей презирал: они не умели играть в шахматы.
В отчаянии Регина зарегистрировала его в школе для одаренных. Бобби хватило на один день. На другое утро идти отказался.
Воистину, спасителем Фишера стал Иоганн Генрих Песталоцци - великий швейцарский педагог восемнадцатого столетия. Этот необыкновенный Учитель уводил ребят в Альпы, поднимался с ними по цветущим лугам к глетчерам, где на снегу чертил альпенштоком геометрические фигуры и грамматические парадигмы. Песталоцци, несомненно, разрешил бы Бобби записывать на снегу шахматные комбинации и даже сам сразился с ним.
Главной установкой Песталоцци было идея Anschaung, - индивидуальное для каждого ребенка восприятие предметов и явлений. Все в той школе было необычно. Портативные парты не закреплены, а передвигались, как шахматные фигуры, по клетчатому полу. А главное – ДЕТЕЙ ПОБУЖДАЛИ ЗАБЫТЬ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ОБУЧЕНИЕМ И ИГРОЙ. На уроках ранней американской истории, например, ребята переодевались в костюмы той живописной эпохи. Их учили: прясть, ткать, писать гусиными перьями.
На собеседовании приняли во внимание одержимость Фишера шахматами. Мало того, ему предложили обучать ребят и учителей «игре мудрых».
А на вступительном экзамене Бобби продемонстрировал высочайший за всю историю школы – “IQ test score 180”.

Продолжение 3.

“Pawn to queen bishop four!” (пешка к королеве слон четыре) – орал на всю улицу Малыш, неожиданно густым басом, повергая в ужас прохожих.

«Madman» (сумасшедший), - реагировала толпа. «Король цэ-три, ладья а-один, конь дэ-пять, пешки бэ-три, цэ-четыре». Откуда было знать непосвященным, что в 800-м году новой эры, арабы-номады, странствуя по пустыне, вот так же, по памяти, вслепую, играли в древнюю игру: шахматная доска не помещалась на горбу дромадера.

Точно так же, как профессиональный музыкант способен читать партитуру и одновременно слышать музыку, шахматный мастер может глядеть в запись партии и видеть в своем воображение каждый ход. Так Антонио Сальери втайне, со слезами восторга, читал партитуры моцартовских симфоний, задолго до того, как они становились музыкой.

Но Фишер не Сальери, а Моцарт. Бобби не нуждался в «шахматной партитуре». Обладая уникальной памятью, творил в воображении композицию партии. И вот теперь, стремительно двигаясь вниз по Флатбуш Авеню, они предавались своей страсти - “blindfold chess” - шахматам с завязанными глазами. Это демонстрация сверхъестественной способности внушала ужас. То были не шахматы, а таинственный ритуал. Главная радость обделенного судьбой человека. Одна, но пламенная страсть. И он заразил ею Бобби.

Многие испытанные мастера не умеют играть “blindfold”. Способность тринадцатилетнего - ошеломляла. И все-таки boy предпочитал играть вживую: фигурами на доске. Потому что любил «блиц» - скоростные партии. Он играл их тысячами, многие годы: пятиминутки, десятиминутки. С бомжами за столиками в Вашингтон Сквер. С одноклассниками и учителями. С самим собой, вынимая крошечный карманный set в подземке, библиотеке, кафе. Секунда на каждый ход. Это стало вроде наркомании. И развило в нем способность - мгновенно постигать и мысленно охватывать соотношение фигур в целом. Он играл всегда и везде, даже во сне. Доводя себя, подобно набоковскому Лужину, до шахматных галлюцинаций: «Он сидел и думал о том, что этой липой, стоящей на озаренном закате, можно ходом коня, взять тот телеграфный столб». Даже звезды в небе складывались для Бобби в изощренные комбинации. Даже крошечного Коллинза он воспринимал как шахматную фигуру.

Джек был вроде ферзя на его доске. Учитель был не только знатоком стратегии, но и соавтором современной библии гроссмейстеров - «Modern Chess Openings», содержавшей тысячи вариаций, позиций, анализов, рекомендаций. Ученик, под руководством шахматного «рабби», ушел с головой в шахматный Талмуд. В его распоряжении была громадная библиотека ментора. Мальчика воспринимали здесь как члена семьи. Он был не только своим в доме, но и семейной гордостью, потому что, как-то походя, стал чемпионом США среди юниоров, разгромив всех в Филадельфийском турнире.

Фишер в книге Франка Брэйди выписан не на фанере, как это часто бывает в биографическом жанре. Он у него живой: «Бобби был маловат ростом, для тринадцатилетнего, но с годами стал вытягиваться, вырастать из своих одежд, расцветать. В восемнадцать он уже высоченный, широкоплечий, спортивный, с рельефной мускулатурой. У него блестящие каштановые глаза. Улыбка сияет голливудскими зубами, с крохотной расселиной меж верхними».

Продолжение 5.

На сорок первом ходу, после пяти часов(!!!) игры, Бобби, с замиранием сердца, подняв свою ладью, поставил ее на доску и прошептал: “Mate”(мат). Пепельно-бледный, Берне встал и пожал противнику руку. Но профессор был благодарен мальчишке. Ведь тот ввел его за руку в историю, сделав соавтором гениальной партии. Она была изысканна, утонченно-изящна, как Eine kleine Nachtmusik Моцарта. Вокруг аплодировали. На старинных «дедовских часах» пробило полночь.

И только Регина не аплодировала. Напротив, она хотела исцелить Бобби от «пагубной одержимости». Как все еврейские матери, она мечтала о престижной карьере адвоката или врача для своего сына. И сама, завершая высшее медицинское образование, должна была вот-вот получить диплом. Случайно ей попалась в руки книга доктора Рейбена Файна “Psychoanalytic Observations on Chess and Chess Masters”. Там говорилось: «Излечение от шахматной наркомании – сложный процесс. Он начинается с восстановления детских воспоминаний пациента, и, если возможно, с воспоминаний, сформированных еще in utero (в матке)». По теории выходило: Регина сама и виновата. И это усиливало в ней комплекс вины.

Однажды мать вундеркинда пришла излить душу в Манхэттенский Клуб. Как если бы Терпсихора заявилась в Кировский театр отговаривать Барышникова танцевать.

Шахматисты были: врачи, адвокаты, профессора. Почти все - евреи и потому в разговоре переходили на идиш.

- Мишуггенер, - говорили одни.

- Гаон, - возражали другие.

- Мишуггенер Гаон, - заключали третьи.

И все оказались правы. Фишер был «сумасшедший гений». И с этим ничего нельзя было поделать. Но они не подозревали: Бобби предстоит потрясти мир не только своим гением, но и своим безумием.

Участники первенства США 1957 года хотели написать над входом Манхэттенского шахматного особняка: “There’s Fisher” - Там Фишер.

Каждый из четырнадцати претендентов входил в Клуб “to take a crack at Bobby Fisher” - померяться силами с Бобби Фишером. Он становился «устрашающей легендой». Но Бобби не дал им шанса, никому. В первом же поединке он разгромил Артура Фейерштейна. Во втором атаковал и чуть было не опрокинул чемпиона США Самуэля Решевского. Самую сложную и напряженную партию Сэм с трудом свел к ничьей. Решевский оказался единственным достойным противником. К финалу, не потерпев ни одного поражения, Бобби набрал десять с половиной очков. Старый лис Сэм - на одно меньше. Судьба шахматной короны США решилась в последней партии: Решевский-Ломбарди.

- Вы играли превосходно, - сказал Бобби в конце, пожимая руку Ломбарди.

- Что же мне оставалось делать. Вы вынудили меня разгромить Сэмми.

Бобби Фишер стал чемпионом США. В 1957-м. Ему едва исполнилось четырнадцать.

Шел после турнира по заснеженному Центральному парку, ему казалось - он в Москве. Россия была для него Элизиумом, где гуляют шахматные Боги. И он хотел быть среди них. В книжном магазине «Четыре Континента» Бобби купил книгу в твердом переплете «Soviet School of Chess» - классику шахматной литературы. Там было написано: «Расцвет искусства шахмат в СССР - логический результат социалистического культурного строительства».

Продолжение 7.

Русские воспринимали Фишера как американский ответ на советский Спутник. Они считали: Бобби растопит лед советско-американских отношений. Как и Ван Клиберн, победитель московского международного конкурса пианистов имени Чайковского. Мальчишку окружала толпа. Все хотели видеть бруклинского вундеркинда:

- Когда я смогу сыграть с чемпионом мира Ботвинником? - спросил неробкий паренек. - А со Смысловым?

- К сожалению, они на даче.

- А как насчет Кереса?

- Керес в данный момент за границей.

Зав. московской шахматной секции Абрамов вспоминал, как лихорадочно пытался подобрать среди гроссмейстеров достойного противника Фишеру. Наконец, в клуб затребовали Тиграна Петросяна. То был неформальный матч, серия «блиц-партий», большинство из которых Петросян выиграл. Потом Фишер говорил:

- Играть с ним чертовски скучно.

Но Москва казалась ему шахматным раем: мальчонка не знал, что таится за этими потемкинскими декорациями.

С Ботвинником ему довелось сыграть в 1962-м. На олимпиаде в Варне (Болгария) Бобби было девятнадцать. Михаилу Моисеевичу пятьдесят один.

Он был главной иконой советского шахматного иконостаса. Его ученик, Анатолий Карпов, сказал об Учителе: «Ботвинник недосягаем как Олимпиец». Чемпион мира застегнут на все пуговицы. На нем серый двубортный костюм, унылый как осеннее поле. На носу очки-велосипед в стальной оправе.

Он пожал Бобби руку, но не ответил на словесное приветствие. Когда затянувшаяся партия была отложена, на доске просматривалось явное позиционное преимущество американца. Вечером Фишер спокойно поужинал, мельком взглянул на доску, там брезжила победа, и завалился спать. А, между тем, потрясенный Чемпион кликнул на помощь всю королевскую рать: Михаил Таль, Борис Спасский, Пауль Керес, Ефим Геллер, Семен Фурман - ломали головы до пяти утра. Но они не были «специалистами по эндшпилю». Авторитетом был Юрий Авербах. Ему позвонили в Москву. И тот с трудом разыскал на клетчатом поле узенькую тропинку к ничье.

- Ботвинник дешевка, - заявил Бобби по прибытии в Нью-Йорк. - Он никогда не был “first among equal” (первым среди равных). Я не хочу иметь дело с этими “commie cheaters” (жуликами-коммунистами).

Но куда было ему от них бежать? Он был иконоборец: рубил иконы их шахматного иконостаса.

Вторым пошел под топор Марк Тайманов: на матче претендентов в Ванкувере, в мае 1971-го. «Русский» прибыл в Канаду с полным антуражем: секундант, ассистент, менеджер. Но Фишер не дал Тайманову ни единого шанса. Выиграл со счетом шесть-ноль. Всухую. Невиданный в истории мировых шахмат нокаут.

- Well, I still have my music, - сказал на хорошем английском с горькой усмешкой интеллигентный Тайманов.

Он был неплохим пианистом.

Продолжение 9.

Всемирное шоу - или переговоры профсоюза с администрацией? Скорей всего, и то и другое. Стороны стояли на своем. В течение последующей недели были забронированы дополнительные рейсы на Рейкьявик, но Бобби их отменял. Пресса бурно реагировала:

- Фишер озабочен прежде всего деньгами, интересы спорта для него на последнем плане, - возмущалось агентство ТАСС.

- Невиданные высокомерие и снобизм, - ругалась немецкая “Bild am Sonntag”.

- Бобби Фишер самый большой хам и псих Бруклина, - гневалась лондонская “Daily Mail”.

Но никто не хотел видеть подлинную причину скандала: Фишер защищал не только свои финансовые интересы, но и интересы коллег-шахматистов.

Для прессы - “the name of the game was money” - игра называлась ДЕНЬГИ. Газетам нужен скандал, он привлекает читателей и рекламодателей. Скандал – двигатель газетного бизнеса, поэтому его надо раздуть.

Но вдруг на доске явилась новая фигура. Английский банкир и страстный шахматист Джеймс Дерек Слэйтер. Он согласился выложить 125 тысяч долларов, если Бобби начнет играть.

- Stupendous, (колоссально) - отреагировал Бобби.

И вдруг телефонный звонок, и скрипучий голос с немецким акцентом:

- Самый плохой шахматист на земле звонит самому лучшему.

-  Кто говорит?

- Государственный секретарь Киссинджер. Вы должны немедленно вылететь, чтобы разгромить русских. Правительство Соединенных Штатов желает вам победы.

В ту же ночь Бобби вылетел в Рейкьявик с секундантом Вильямом Ломбарди. Но и там кураж продолжался на полную катушку. Фишер не явился на жеребьевку, где его ждали сотни журналистов. Когда Спасский вошел, ему сказали: «Претендент спит, но прислал вместо себя секунданта. Пусть Ломбарди тянет жребий, кому играть белыми». Оскорбленный Спасский покинул гостиницу и выступил с заявлением, наверняка, сочиненным в Москве: «Советское общественное мнение и я возмущены поведением Фишера. Возникает сомнение: имеет ли он моральное право играть в этом матче».

В том же духе выступил президент FIDE Макс Эйве. Все ждали объяснений.

Ночью Бобби сочинил элегантное послание коллеге: «Дорогой Борис! Приношу искренние извинения за некорректное поведение. Знаю Вас как спортсмена и джентльмена и надеюсь сыграть в предстоящем турнире немало интересных партий.

Искренне Ваш,

Бобби Фишер»

Продолжение 11.

Наконец, у Фишера был досуг. И с той же страстью, с которой он впитывал шахматные знания, Чемпион Мира занялся самообразованием. Михаил Ботвинник был не совсем неправ, когда заметил: «Бобби страдает от отсутствия фундаментальной культуры и незначительности образования».
Но он наверстывал упущенное. Стал страстным читателем, постоянным посетителем библиотек и книжных магазинов.
Существует несколько теорий, почему именно в эти годы Фишер становится злобным антисемитом. Американский писатель Дэвид Мамет, лауреат Пулитцеровской премии, в книге “The Wicked Son” (злобный сын) объясняет этот феномен: «Юдофоб всегда начинает с самовозвеличивающего утверждения: существуют некие силы зла, которые он обнаружил и заклеймил. Противостоя им, он возвышает себя. Попирая зло, становится божеством. Невежественный относительно своего племени, отступник испытывает влечение к тем, которых он воспринимает как Других, полагая, что Они обладают особыми достоинствами. Но Другие попросту привлекают его потому, что они Другие».
Но, думается, все проще. Мы не можем судить Фишера по законам формальной логики. Бобби, как и герой Набокова, воспринимает жизнь как шахматную партию. Он хочет быть готовым к атаке и отразить ее. Атака должны быть блокирована и отбита. Враг хитер и строит козни. Случилось так, что все его шахматные противники были евреи. В Манхэттенском Клубе, в FIDE во главе с Президентом Максом Эйве. И даже русская шахматная когорта была возмутительно еврейской.
И вот однажды, в лавке букиниста, Бобби споткнулся о старую, расхристанную книгу. Она называлась «The Protocols of the Elders of Zion» - «Протоколы сионских мудрецов». В ней говорилось о «всемирном еврейском заговоре». Так вот где таилась погибель моя. Он, Бобби, жертва еврейского заговора. Все так поразительно совпадало. Его не отягощенное образованием сознание воспринимало, как откровение, провокационную фальшивку Нилуса, шитую белыми нитками в подвалах царской охранки.
«Как можно жить в стране, - возмущается Григорий Соломонович Померанц, - где на церковных папертях продаются «Протоколы сионских мудрецов». Но, увы, книга Нилуса продается не только в России. Ее можно купить везде. Юдофобство входит в метаболизм человечества, как неизбежный элемент бытия. Его в менделеевскую таблицу вписать надо. И антисемитизм вошел в плоть и кровь Бобби Фишера. Стал его религией.
С присущей ему основательностью, «овладевает вопросом»: изучает «Антихриста» Фридриха Ницше, его интересует личность Эрнста Кальтенбруннера, шефа главного управления имперской безопасности, обергруппенфюрера СС, казненного по приговору Нюренбергского суда. И он отправляются в Германию, нанести визит сыну Кальтенбруннера. Тот неожиданно оказался интеллигентным человеком и большим либералом. Неизвестно, о чем они беседовали. Возможно, играли в шахматы. После визита Кальтенбруннер Младший с гордостью демонстрировал гостям стул с бронзовой табличкой: НА ЭТОМ СТУЛЕ СИДЕЛ БОББИ ФИШЕР.
Но когда Бобби становилось одиноко, он отправлялся на север в Пало Алто - навестить сестру Джоан и ее мужа Рассела Тарге - профессора физики Стэнфордского университета. Они, разумеется, были евреи. Джоан и Расселу было странно и дико слышать в своем доме злобные юдофобские тирады. Однажды супруги решительно выставили родственничка за дверь.
Взбешенная Регина написала сыну: «Не смей оскорблять людей! Подобный тебе человек будет постепенно разрушен собственной совестью. Глупый и примитивный не пострадает, но чем больше разума и таланта, тем необратимей разрушения. У тебя нешуточная позиция. Но если бы даже ты был безвестным, обязанность каждого быть порядочным. Проще всего закрыть глаза, как это делали люди в нацистской Германии, когда других удушали в газовых камерах, как насекомых. Но если даже эти мои слова взбесят тебя, помни: что бы ни случилось, я твоя мать и потому ни в чем не откажу тебе, и ничто моих чувств к тебе не изменит.
С любовью,
Мама»
О, как они ему потом пригодились. Когда кончились сбережения и экс-чемпиону Мира нечем стало платить за квартиру, Бобби обратился за помощью к близким. Иначе он - бомж. Мать знала, что такое homeless. И стала высылать сыну из Никарагуа, где работала в американском госпитале врачом, свой Social Security Check - государственное пособие по социальному страхованию. Джоан получала деньги и открыла на имя Бобби банковский счет. Иначе безумный гений повторил бы судьбу Регины. От лося - лосенок, от порося - поросенок, от бомжа - бомжонок. Недаром в «Пятикнижии» тщательно прослеживается генеалогия: кто кого породил. Но Бобби был мутантом. Одиннадцатого сентября 2001 года его безумие достигло крещендо. И мир содрогнулся.
Ночью небоскребы-близнецы Всемирного Торгового Центра были как гранки газетной статьи об американском успехе. Когда в то утро я делал пробежку в Либерти Парк, все было мирно и красиво: дюралевые небоскребы в голубизне индейского лета. И вдруг пейзаж вспыхнул и стал чадить. И вдруг. Второй самолет ударил вкось, в серебряный угол второй башни, извергаясь пурпурной лавой, обломками компьютеров, ошметками обугленных трупов. А потом небоскреб стал оплывать. Как свеча. От Гудзона ветер нес запах паленого мяса, который все старались не замечать. Горели три тысячи погребенных под обломками. Я ринулся к машине и включил приемник.

Продолжение 13.

«Паранойя, утверждают специалисты, характеризуется длительными периодами необоснованного недоверия к окружающим, а также повышенной восприимчивостью. Психическое нарушение характеризуется подозрительностью и хорошо обоснованной системой сверхценных идей. Параноики, как правило, критически относятся к другим, не принимая критики в свой адрес».
Но, двадцать шесть лет до этого, в период его относительного здоровья, недоверие Фишера к Карпову нельзя было назвать необоснованным, а критику несправедливой.
«Карпов в СССР, - писал Владимир Буковский[3], - центральная пропагандистская фигура, идеал коммунистической молодежи и член ЦК ВЛКСМ. Конечно же русский, а не какой-то сомнительный еврей. Конечно же из рабочей семьи. Проиграть он не может, ему не дадут. За ним вся система, с миллиардами рублей, миллионами шпионов, дипломатов. Потешная сцена появления советской «шахматной делегации» на Филиппинах, состоящих почти из двух десятков кэгэбэшников, иогов, специалистов по каратэ и возглавляемая полковником Батуринским, вполне достойна пера Булгакова».
Против этой сумрачной когорты Фишеру предстояло отстаивать титул Чемпиона Мира. Но прежде нужно было договориться об условиях.
- При счете 9:9, чемпион сохраняет звание, - настаивал Бобби.
Матч будет состоять из неограниченного количества партий, в отличие от Рейкьявика. Первый, кто наберет десять очков, станет чемпионом.
Русские не соглашались: достаточно 36-ти партий. Счет 9:9 их не устраивал.
У них была железная максима: «Поскольку мы, Советский Союз, сильнее всех на свете, то не принимаем никаких условий: мы навязываем их».
Играть по их правилам Бобби отказался. Тогда ФИДЕ объявила Карпова Чемпионом Мира. Это произошло 3 апреля, 1975 года.
Карпов стал «чемпион по назначению». И в этом не было чести.
Но и его вины. Он был достойным противником Фишера, если бы матч состоялся.
И все-таки победил Фишер: в контексте вечности. Как Моцарт против Сальери.
В Маниле, в отличие от Рейкьявика, ставка была 5 000 000 долларов. Нисколько не меньшая, чем у Мохаммеда Али. Только за одно это Фишера следовало увенчать лаврами, как фехтовальщика за честь Каиссы. Но нищий Чемпион отказался от миллионов. И не потому, что боялся Карпова. Бобби боялся КГБ. Его мучили фобии. Он опасался: русские его отравят. Носил с собой склянку с противоядием. Особенно устрашала его израильская разведка. Евреи коварны. И потому Бобби не ходил к дантистам. Все дантисты - евреи. Он удалил изо рта металлические коронки и пломбы, чтобы израильская разведка Моссад, с помощью специальных излучений, не повредила его уникальный мозг. Он избегал людей. Единственный человек, которого не избегал Фишер, был Борис Спасский. Но и к нему он относился подозрительно:
- Спасский еврей, и нам нужно принять это во внимание. Он сказал, что я странный и очень сложный человек, что не является правдой.
И вдруг, нежданно-негаданно, Борис позвонил. Он жил теперь во Франции с женой Мариной:
- Есть бизнесмен. Выложит за матч 2 500 000 долларов.
- Согласен только на 5 000 000, - отреагировал Бобби.
И такой спонсор объявился. Югославский финансист Ездимир Василевич, довольно темная личность. Но, в конечном счете, все условия договора были соблюдены. В документе записано: победитель получает после матча 3 500 000, побежденный -1 500 000.
Когда Гарри Каспарова спросили, согласен ли он сразиться с Фишером, чемпион мира ответил: «Абсолютно нет. Я не верю, что Фишер достаточно силен».
В том же духе высказалась лондонская “Daily Telegraph”: «Представьте себе, вы слышите конец "Неоконченной симфонии" Шуберта».
Перед началом матча Бобби ерничал, но слегка. Его не устраивал шахматный Король: у Короля был еврейский нос, слишком длинный. Принесите другой set. И чтоб у Короля был арийский нос. Никто не посоветовал Фишеру посмотреть в зеркало.

Продолжение 15.

Но викинги не забывают своих героев. Исландцы создали Комитет Освобождения Экс-чемпиона. Японский министр юстиции Киеко Ноно откликнулся: «Если Фишеру дадите гражданство, отпустим в Рейкьявик». Гражданство было даровано мгновенно. Приземлившись в аэропорту Кефлавик, Бобби поцеловал землю, которую нанес на карту в 1972-м. Вулканический Остров был демократией. Но, похоже, теперь в стране был Король - Роберт Первый.

Исландцы предупреждали каждое Его желание, защищали от журналистов, давали финансовые советы, возили на рыбалку. Вальяжно раскинувшись, как римский сенатор, Бобби нежился в Thermal Baths – горячих источниках. В его распоряжении был bodyguard – телохранитель. Могучий и добродушный Саэми Палссон. Но страж однажды взроптал: Саэми вызволял Бобби из тюрьмы, летал на свои деньги в Японию, предан душой и телом, а повелитель не платит и цента за труды. Выяснилось: Фишер - патологический скряга. Исландия - маленькая. Все известно о всех: на швейцарском счету экс-чемпиона - три миллиона долларов. А, между тем, у него не только нет собственного автомобиля. Миллионер утверждает: платить за такси - идиотизм. Бобби предпочитает в снег, дождь, метель дожидаться автобуса. Но если за такси платит другой, охотно едет, при этом требует, чтобы водитель держал обе руки на руле, не вертел головой, не превышал скорость. В ресторан никогда не пригласит. А если случается обедать в компании, ждет, когда заплатят другие.

Все знали: Бобби женат на японке. Ее звали Мийеко. Но то был странный брак: по интернету. Она служила в фармацевтической компании в Токио, летала в Исландию «по бизнесу», была президентом Шахматной Федерации Японии.

Но как только Миллионер умер и над неостывшим телом разразилась война за наследство, возникла еще и филиппинка, Мэрилин Янг, у которой, будто бы, дочь от Фишера. Племянники Бобби усомнились. Тогда Мэрилин настояла на эксгумации. Анализ ДНК не подтвердил отцовства.

Были у Бобби и другие женщины, но как-то все проходило.

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

У Набокова, в «Защите Лужина», есть мысль: «Развитие шахматного дара связано с развитием чувства пола, шахматы являются особым преломлением этого чувства. Поэтому Валентинов, боясь, чтобы Лужин не расходовал драгоценную силу, не растратил бы ее естественным образом, держал его в стороне от женщин, радовался его целомудренной мрачности».

Но радоваться тут нечему. Сам-то Валентинов своей теории не придерживался. И Набоков. Потому что, как говорит Иоганн Вольфганг фон Гете в «Фаусте»: “Das Ewig-Weibliche zieht uns hinan” - Вечная Женственность нас возвышает.

Для Бобби - Ewig-Weibliche - была Регина. Когда она умерла, стало жутко и холодно, как будто в мире отключили отопление. А когда ушла Джоан - последняя родная душа, - единственное что осталось Бобби, - умереть.

На последней фотографии, сделанной исландским фотографом Ейнаром Айнарсоном, мы видим угасшего старика с запущенным лицом. Он весь в шерстях и видом непристоен. Стальная проволока диких усов лезет в рот, из которого торчат корешки зубов. Крупный нос в сетке прожилок. Кожа - в старческой гречке, голубовато-розовато-сизая.

Отредактировано Нора (2012-07-12 13:16:14)

Прошу меня извинить за столь длинные тексты. По себе знаю, что порой по ссылке лень читать. А тут текст перед глазами - больше шансов, что прочтете.    А эссе мне понравилось. Автор, кажется, еврей. Но нет в нем ненависти к Бобби Фишеру - еврею-антисемиту. Все же гениальный шахматист явно страдал паранойей. А  его любимый шахматный мир был переполнен евреями. Мне кажется, именно в этом истоки его антисемитизма. Все его противники за шахматной доской - враги. Ну, а враги оказались почти поголовно одной национальности.
Но мне по жизни приходилось сталкиваться с евреями-антисемитами. Не безумными. При этом не глупыми. Случалось такое не часто. Собственно, два таких знакомства. Самое удивительное, что они все равно были евреями - не только внешне. Это определенный склад ума, особое мировосприятие. Среди евреев много философов...
Что заставило людей отречься от своих корней?

Лень, мне кажется, к нему нельзя относится так, как обычному смертному. Все же он явно был параноиком. Есть даже теория, что гениальность - разновидность безумия. Может и так. Если отбросить весь его эпатаж, то он был несчастным человеком. Безумие задавило в нем гениального шахматиста. Жил в конфронтации почти со всем миром. Мог бы много лет быть чемпионом мира. Но не вышло из-за его странностей. Все же Карпов его не победил, а был назначен ФИДЕ чемпионом. А Фишер так и остался непобежденным. Но по сути "вспыхнул" на миг и "погас".

Нашла статью о евреях-антисемитах:
«Самоненависть — это в своем роде еврейский вариант антисемитизма, — объясняет профессор Роберт Вистрих. — Евреи жили в диаспоре свыше 2 тысяч лет в окружении людей, воспитанных в культуре, которая была, скажем, не очень дружелюбна по отношению к евреям. Их ненависть к себе обусловлена внутренней адаптацией распространенных стереотипов. Есть евреи, которые отрицают свое еврейство: скрывают свою национальность, меняют фамилии. Классическое проявление подобного отрицания — переход в другую религию, чаще всего в христианство. В некоторых случаях новообращенные принимаются ненавидеть евреев с такой доблестью, что сами становятся во главе антисемитских кампаний. Такое случалось в прошлом, происходит это и в наши дни. Первый кровавый навет на евреев появился в средневековой Англии. Его со слов крещенного еврея записал один английский священник. А в ХVI веке немецкий еврей-католик написал одну из самых антисемитских книг в истории Германии, в которой утверждалось, что евреи пьют кровь христиан».
http://www.jewish.ru/history/hatred/201 … 299141.php

Наверно, в СССР, когда скрывали свое еврейство, это можно было понять. Но не все из таких людей становились антисемитами. Самоненависть - странное явление...