Шила в мешке не утаишь,    или крах шолоховедения Эдуард    Кукуй
ИЗ ИНТЕРНЕТА

Несу  читателям сенсацию: лауреат Нобелевской премии в области    литературы Михаил Александрович Шолохов «Тихий Дон» не украл! Он его не украл,    а получил в подарок.

Вы заинтригованы, читатель? Это хорошо. Но не с руки мне так сразу    взять и поднести вам эту сенсацию, как сказал бы Бендер, на блюдечке с голубой    каемочкой. Не торопите меня, пожалуйста, а лучше скажите, знаете ли вы, что    такое «литературный проект»? Не знаете? О, в преуспевающих издательствах    современной России это секрет Полишинеля. Печатать роман какого-нибудь    случайно зашедшего в издательство Иванова, Петрова или Сидорова (тем более —    Кацмана, Рабиновича или, скажем, Ицковича) с его именем на титуле там не    будут, но рукопись могут взять и даже автору заплатят, только издадут его    книгу под другим именем, более угодным, «раскрученным» и сулящим доход в    рамках программы, которая и называется «литературный проект».

Вот как разъясняет эту тему известный писатель Анатолий Гладилин    (цитирую его статью в «Панораме» за 23-29января 2002г.): «…Фридрих Незнанский за несколько лет успел    написать больше, чем самый плодовитый писатель мира Александр Дюма-отец за всю    свою жизнь. Сия загадка так бы и осталась для меня тайной, если б я не    издавался в том же издательстве, которое выпускает, примерно раз в месяц, по    новому детективу Незнанского. Поэтому в коридоре я видел Незнанского №2,    Незнанского №3, Незнанского №4… Спешу успокоить самого Фридриха Незнанского:    литературные негры вели себя скромно, никто не кричал, что пишет книги за    великого мэтра, однако в редакции все всё знают. И когда я сказал: «Бедные    литературные негры», — на меня насмешливо посмотрели и ответили: «Не такие они    уж и бедные»… (Далее у Гладилина пример с Полиной Дашковой, которая    «преспокойно выступает по телевидению, хотя всем известно, что на нее работает    бригада стахановцев». — С.И.) Бригадный метод гарантирует производство от    срывов и простоев».

Почему гарантирует? Потому что метод хорошо уже отработан. А в    шолоховские времена эта технология только-только осваивалась и по-настоящему    еще разработана не была, поэтому по недосмотру не так гладко получалось.    Впрочем, и сейчас бывают ляпсусы. Вот, например, моя жена, читая детектив    Донцовой более внимательно, чем та бы желала, обнаружила в нем нестыковку двух    линий повествования и никак не могла уяснить, от кого же из двух персонажей    романа появился у тамошней «девицы» сынок. Видно, разработка этих сюжетных    линий была поручена разным «соавторам», они свои куски творили отдельно, а    когда все куски соединили, то в спешке нестыковочку проморгали. Вот как    бывает, но ведь читать внимательно вовсе не обязательно. Сколько читателей    было у Шолохова, а читали до поры невнимательно. Между тем, нестыковки и    ляпсусы органически присущи бригадному методу писательства. Раньше или позже    они непременно должны обнаружиться.

И они обнаружились, когда за дело взялся настоящий Детектив,    Лингвист, Литературовед, Исследователь — всё с большой буквы! Его имя — Зеев    Бар-Селла. Возможно, читатель, вы помните это имя. Я уже о нем писал. Правда,    давно, шесть лет назад, в статье «Действующие лица и исполнители» («Реклама» №    33, 1997). О нем я узнал тогда из публикации в израильской газете «Вести»,    перепечатанной затем в трех номерах нью-йоркской газеты «Еврейский мир».    Бар-Селла проделал колоссальную, титаническую работу по расчистке исходного    (конечно, отнюдь не перу Шолохова принадлежавшего) текста «Тихого Дона» от    привнесенного в него «бригадой» мусора. Он работал много лет и однажды, когда    докопался до сути, предложил французскому издательству две книги: отчет о    своих разысканиях и восстановленный им текст романа «Тихий Дон». Издательство    согласилось, но советское (тогда еще советское) посольство во Франции резко    возразило и даже угрожало какими-то карами, так что французское издание так и    не состоялось.

Зато теперь итоговая и гораздо более полная книга Бар-Селлы под    названием «Литературный котлован» будет издана в Москве. Об этом сообщила    «Новая газета» (23 июня с.г.) статьей Николая Журавлева под красноречивым    заголовком «Они писали за Шолохова. Самый грандиозный литературный проект ХХ    века». У меня нет сомнения, что книга Бар-Селлы будет переведена на разные    языки и станет бестселлером во многих странах, потому что интереснее её вряд    ли можно что-либо вообразить.

Прежде всего — об авторе, человеке явно незаурядном. Вот что пишет    Николай Журавлев: «Тридцать с лишним лет назад я знал его как Володю Назарова.    Весьма амбициозного молодого лингвиста, который свои первые статьи,    посвященные древнегреческим текстам, опубликовал в журнале АН СССР еще будучи    школьником. Его первая книга по северокавказским языкам была выпущена им в 26    лет, но пошла под нож, поскольку ее выход совпал с отъездом автора на    историческую родину его матери… По отцу он — дальний родственник генерала    Назарова, избранного донским атаманом после самоубийства Каледина».

«Тихим Доном» Бар-Селла, по его словам, занялся, приняв в качестве    рабочей гипотезы, что автор романа — это Шолохов. «Задача, которую я перед    собой ставил, — писал он Журавлеву, — была чисто академическая: можно ли, не    имея уличающих документов, доказать наличие или отсутствие плагиата? Иными    словами: может ли сам литературный текст служить уликой в споре об    установлении авторства? Мой ответ — положительный: может! Потому что каждое    произведение литературы несет в себе не только неизгладимые черты личности    автора (биографические моменты, круг чтения), но и времени, в которое оно было    написано».

Каков же приговор автора «Литературного котлована»? Не только черты    личности автора романа, отразившиеся в основном его тексте, никак не    соответствуют личности Шолохова, но и время написания ряда эпизодов, зорко    выхваченное исследователем по едва уловимым деталям, официальной версии не    соответствует. Например, первая часть романа писалась определенно до войны    1914 года, то есть когда Шолохову было… менее девяти лет! Кто же на самом деле    писал роман?

Исходные установки для поиска подлинного автора «Тихого Дона» Зеев    Бар-Селла сформулировал себе так:

1. По стилистике подлинного текста автор явно постсимволист и близок    к акмеистам. Следовательно, он должен быть их ровесником, а эти последние    родились вокруг 1890 года. Значит, надо искать человека, родившегося в это же    время.

2. Он должен быть родом из области Всевеликого войска Донского,    поскольку досконально знает жизнь, быт и историю края и народа.

3. Он должен быть хорошо образован.

4. Он должен быть литератором, что-то создавшим и    публиковавшимся.

5. Он должен любить Тургенева и Бунина, что следует из контекста    романа.

6. Он должен быть белогвардейцем, поскольку жизнь красных, и это    очевидно, знает хуже.

7. Он должен быть поклонником генерала Корнилова.

8. К моменту издания романа (и даже еще раньше) его не должно быть ни    в живых, ни в эмиграции. То есть вторая крайняя дата его жизни должна быть    около 1920-1922 гг.

И Зеев Бар-Селла нашел-таки этого человека! Это Вениамин Алексеевич    Краснушкин, литератор, писавший под псевдонимом Виктор Севский. Он родился в    1891 году в станице Филоновской в зажиточной казачьей семье, глава которой    выслужил дворянство. Образование получил в Московском университете. С 1908    года — профессиональный литератор. Редактировал газету. У него было более    тысячи публикаций в местных и центральных изданиях, в том числе роман    «Кровавая слава» (1911 г.) и биографическая книга «Генерал Корнилов» (1919 г.)    Работая в Петербурге, написал статью «Внук Тургенева» — это о Бунине. В 1913    году начал писать роман о роковом любовном треугольнике (Степан, Григорий,    Аксинья). Но вскоре началась война, и замысел романа расширился, потом -    революция, Гражданская война. В 1920-м автор с незаконченной рукописью романа    был захвачен красными в Ростове-на-Дону. Его расстреляли, а рукопись кто-то в    ВЧК прочитал и оценил.

Прежде, чем перейти к судьбе рукописи в недрах органов    госбезопасности, заметим, что текстологический и литературоведческий анализ    сохранившегося литературного наследия Краснушкина-Севского, выполненный    Бар-Селлой, подтвердил, что именно он являлся автором большей части исходного    текста «Тихого Дона»: 1-го и 2-го томов полностью, 3-го — более половины, 4-го    — нескольких последних страниц. Остальное писала подобранная чекистами бригада    литературных «негров».

Зачем им это было нужно? Если, по Ленину, кухарку можно было    допустить к управлению государством, то и в области культуры необходимо было    осуществить подобный революционный прорыв. Согласно теории Ленина, культура    всякой нации делится на буржуазную и пролетарскую. Буржуазную культуру —    долой, а пролетарскую культуру предстояло создать и поднять на невиданную    высоту. Организованный ради этого Пролеткульт с задачей не справлялся, и тогда    ею занялась ВЧК, вскоре преобразованная в ОГПУ («Объединенное Государственное    Политическое Управление»). Там как раз оказалась рукопись, похоже, уровня Льва    Толстого, так что чекистам оставалось только подыскать к ней классово    подходящего автора. То, что у него не было и среднего образования — это    ничего, это даже было хорошо! Подробнее — почему выбор пал на 18-летнего    продармейца Шолохова, кто и как работал над текстом, правя и редактируя его,    дописывая недостающее, — об этом, пишет Н.Журавлев, мы вскоре узнаем из книги    Бар-Селлы. Подождем ее выхода в свет, а пока порассуждаем.

Я воспринял статью в «Новой газете» и предстоящий выход в Москве    книги, разоблачающей Шолохова (причем, уж на сей раз окончательно и    бесповоротно), с большим удовлетворением, поскольку давно был уверен, что    такой низкий и подлый человек («горький пьяница, хам, завистник, подхалим и    антисемит» — по характеристике, данной ему в одной из статей 1997 года в    «Рекламе» Ильей Куксиным) никак не мог быть творцом «Тихого Дона». Но, как ни    странно, и статья Куксина, и моя вышеназванная попали под волну критики, на    которую мне пришлось откликнуться новой статьей под названием «Бог правду    видит, да не скоро скажет» («Реклама» № 36, 1997). По поводу названия этой    статьи, заимствованного у Л.Н.Толстого, теперь скажу: ну вот, уже скоро    скажет, наконец! Постфактум говорю спасибо критиковавшему нас уважаемому    автору — в споре иногда рождается истина. По крайней мере, мы — обе стороны —    получаем возможность к ней приблизиться. Перечитав теперь старые статьи,    нахожу, что подписался бы под ними и сегодня.

Крушение Шолохова не все воспримут с удовлетворением. Целая когорта    высокопоставленных «шолоховедов», многие годы кормившихся прославлением    придуманного народного «гения»; подхалимы, толпой вертевшиеся вокруг    знаменитой станицы Вёшенской, выискивавшие там прототипов Григория Мелехова и    прочих персонажей; искатели и изобретатели рукописей, которых не было; те, кто    изображал малолетнего Шолохова вундеркиндом, и те, кто придумал, что он был на    десять лет старше, чем значилось в паспорте, чтобы представить его имевшим    достаточный для написания шедевра жизненный опыт; сочинители, утверждавшие,    что он, якобы, был красным разведчиком в стане белых; поклонники, рисовавшие    хулигана образцом нравственности и чуть ли не диссидентом; авторы    многочисленных лжесвидетельств и мифов «шолоховедения» — все они могут    остаться без любимой темы, а, значит, лишиться кормушки. Огорчены будут и    некоторые рядовые читатели. Например, тот, кто в связи с газетной дискуссией    написал в газету: «Я всегда хотел, чтобы автором «Тихого Дона» оставался    Шолохов». «Очень интересная позиция, — откликнулся я тогда. — Мне лично ни    такая, ни противоположная мысль в голову не приходила. Единственно, чего    всегда хотел, так это знать правду».

Итак, теперь абсолютно ясно, что роман «Тихий Дон» написан отнюдь не    Шолоховым и то, что ему досталась Нобелевская премия, можно считать одним из    курьёзов ХХ века. Узнай об этом изобретатель динамита, — перевернулся бы в    гробу.

А как насчет других творений Нобелевского лауреата? Хронологически    первыми, как известно, были «Донские рассказы» (1926 г.) «Шолоховеды» это    выставляли как факт творческой зрелости Шолохова. Однако, согласно анализу    Зеева Бар-Селлы, для компиляции «Донских рассказов» гэпэушной бригадой    сочинителей были использованы именно фрагменты арестованной рукописи В.А.    Краснушкина-Севского, причем не вполне квалифицированно: некоторые фабулы    рассказов, указывает Бар-Селла, немыслимы, поскольку разработаны людьми, не    знавшими, например, законов поземельных отношений в области Войска    Донского.

Следующие за «Тихим Доном» книги — «Поднятая целина», «Они сражались    за Родину», «Судьба человека» — никак «Тихому Дону» не соответствовали. Они и    между собой, как я писал в 1997 году («Реклама» № 33), не родственны, как    будто написаны разными людьми. А роман «Они сражались за Родину», печатавшийся    по главам, так и не был завершен. Можно понять, когда смерть автора обрывает    нить повествования. Так ведь нет, писатель еще долго и прекрасно жил, резвился    и на здоровье не жаловался. Очень похоже, что кто-то за Шолохова писал эти    главы, но потом что-то случилось, и казаку-седоку пришлось спешиться. Оттого и    долгое молчание — в том смысле, что, числясь писателем, писательскую продукцию    на-гора совсем не выдавал, а только ругался со всех трибун.

Окончательно я утвердился в несоответствии Шолохова приписываемым ему    творениям (не только «Тихого Дона», но и всех прочих), когда после его смерти    прочитал в «Литературной газете» большую статью кого-то из шолоховских    клевретов, вертевшихся вокруг станицы Вёшенской. Смысл статьи был таков, что    весь мир замер, не слыша более голоса гения из этой всемирно известной    станицы, а то, что это был невиданный на Земле гений, можно заключить хотя бы    из такого факта, что все замыслы только в голове держал, и писал сразу    начисто, — никаких черновиков, никаких записных книжек.

Подумать только, воскликнул я тогда, Пушкин писал наброски,    зачеркивал, переделывал, снова марал и писал заново. Толстой трудился-мучился,    Софью Андреевну извел бесконечным переписыванием. А Шолохов, выходит, писал    легко и сразу, как бы по озарению свыше, мук творчества не ведая и зря бумагу    не переводя? Ну, тут дело ясное: раз не было у Шолохова архива, значит, не он    писал, а кто-то другой или другие.

Это было моё мнение. Теперь обратимся к изысканиям Зеева Бар-Селлы.    По его заключению, роман «Поднятая целина», хотя и содержит фрагмент    («корниловский мотив»), перешедший из «Тихого Дона», то есть из рукописи    расстрелянного В.А.Краснушкина-Севского, написан другим человеком. Его    личность тоже установлена — это донской литератор Константин Иванович Каргин.    Кроме текстологической экспертизы, здесь интересна удивительная корреляция,    обнаруженная Бар-Селлой и поразившая его — корреляция между датами выхода в    свет частей «Поднятой целины» и датами сложной судьбы Каргина. Публикация    «Поднятой целины», как известно, растянулась на долгие годы — с 1932 по 1960.    Начинал Каргин на Дону, но во время войны попал к немцам в плен, затем остался    на Западе невозвращенцем, то есть как бы «изменником Родины». Однако странным    образом в 1959 году кто-то с ним договорился, он был прощен советской властью,    возвратился домой, и уже через год вышла долгожданная, в течение двадцати лет    испрашивавшаяся читателями у Шолохова вторая книга «Поднятой    целины».

В предисловии к книге «Стремя «Тихого Дона» (загадки романа)»    Солженицын писал: «Простым художественным ощущением, безо всякого поиска    воспринимается: не то, не тот уровень, не то восприятие мира. Да один только    натужный грубый юмор Щукаря совершенно несовместим с автором «Тихого Дона»…»    Солженицын не ошибся, но что дивно: даже этот натужный грубый юмор Щукаря не    Шолоховым сочинен, этот лауреат всех премий и дважды Герой Социалистического    Труда вообще ничего складного написать не мог. Да если бы и мог, то не пожелал    бы: зачем ему самому трудиться, когда с 1923 года у него от ОГПУ полный    пансион и обслуга? Вот что значит Социалистический Труд, которого он аж дважды    Герой, потому что ухитрился всю жизнь не трудиться.

Он не утруждал себя даже подготовкой своих речей. Вот удивительный    документ, обнародованный Бар-Селлой. Это машинописный текст выступления    Шолохова на Втором съезде советских писателей. На нем надпись рукой Шолохова:    «Л.Ф.Ильичеву, дорогому другу и автору сей речуги, — с поклоном и    благодарностью. М.Шолохов. P.S. Аплодисменты — пополам: мне как исполнителю,    тебе — как автору. М.Ш.» Л.Ф.Ильичев был секретарем ЦК КПСС, вряд ли он сам    писал для Шолохова «речугу», в его распоряжении для этого была большая команда    помощников, умеющих писать, но Шолохову, видно, вручили текст выступления от    имени Ильичева, отчего он и посчитал шефа автором.

Самый впечатляющий сюрприз ждет читателей в связи с разысканиями    Зеева Бар-Селлы вокруг романа «Они сражались за Родину» и в тексте его    опубликованных глав. Кто писал эти главы и почему роман не дописан, не    завершен? В статье о «шолоховедах» и «шолохолюбах» в «Рекламе» № 7 этого года    я высказал такое предположение по этому поводу: «А что, если вдруг выяснится,    что публиковавшиеся с 1943 года главы романа «Они сражались за Родину», так и    не законченного аж за 40 лет последующего здравствования маститого лауреата,    принадлежали не Шолохову, а какому-то, к примеру, работнику фронтовой    армейской газеты?» Как в воду глядел!

Но прежде всего посмотрите-ка, читатель, как в отличие от нас читает    тексты Зеев Бар-Селла. Мы читаем быстро и невнимательно, многое при этом не    замечаем, а он, присматриваясь к каждому слову, обнаруживает такое, что,    собрав это всё вместе, можно было бы издать увлекательную книжку под    названием, например, «Занимательное литературоведение».

Перехожу к его находкам, которые я не поленился проверить по тексту,    и кое-что, приведенное в «Новой газете», уточнил. Персонаж романа «Они    сражались за Родину» Звягинцев рассказывает, как в мирной жизни получил от    жены удар тарелкой по физиономии, на что вскричал: «Так-то вы, Настасья    Филипповна, показываете свою культурность?» Настасья Филипповна — так это же    из «Идиота» Достоевского! Какой писатель остановит свой выбор на этом ставшем    классическим имени-отчестве? Никто и никогда! Мало, что ли, других женских    имен? А если пишет литературный батрак, раб? Тогда вполне может поглумиться    над рабовладельцем. Тот не заметит. Зато потом, подумал раб, подобно    пушкинскому Пимену, «когда-нибудь монах трудолюбивый найдет мой труд усердный,    безымянный», заметит он тогда мои пометы, да и поймет, что то писал    другой!

Еще один персонаж романа по фамилии Лопахин «шмыгнул в сад. Но едва    лишь вишневые деревья скрыли его от посторонних взоров…» Батюшки, Лопахин и    вишневый сад — так это ведь как у Чехова! Прозрачно до издевательства. И опять    батрак был уверен, что Шолохов не поймет. Еще там персонаж — старшина    Поприщенко. И эта фамилия вписана неспроста: у Гоголя в «Записках    сумасшедшего» — Поприщин.

Помню, в старинных среднеазиатских мозаиках среди замысловатых    орнаментов и переплетений нам показывали тщательно замаскированный автограф    художника. Делать такое было запрещено и опасно, но мастер все же оставлял    свое имя. И на живописных полотнах мастеров мы нередко видим их полуспрятанные    автопортреты. Вот и тот, кто волей обстоятельств должен был писать за    Шолохова, оставлял потомкам свою тайнопись. Она прочитана! — хочется сейчас    ему крикнуть.

Но кто он? Не буду вас томить, читатель, вот намёк: книга Зеева    Бар-Селлы, которая скоро должна выйти в Москве, называется «Литературный    котлован». Это название вам что-то говорит? Да, конечно, была знаменитая    повесть «Котлован», и жил, очень плохо жил ее талантливый автор. Процитирую из    статьи Николая Журавлева в «Новой газете»:

«Какого мастера такого уровня в то время можно было заставить стать    «негром»? Только такого, у которого настолько туго с добыванием хлеба    насущного, у которого перекрыты все пути в литературу, у которого плюс к этому    серьезнейшие неприятности в семье по части репрессий, что он на всё готов. И    этому человеку Шолохов по старой и тесной дружбе помогает (по его же словам)    освободить сына… А когда Сталин… советует Шолохову написать очередную эпопею    про идущую войну, к кому он мог обратиться за спасением?.. Только к старому    другу, с которым они регулярно пили водку, запершись на кухне в квартирке на    Тверском бульваре»…

Речь идет об Андрее Платонове. Какая там могла быть у него дружба с    Шолоховым, мне непонятно. Разве что дружба в кавычках. Принуждение, уламывание    непокорного, вплоть до использования для этого репрессивных органов. Шолохов    на всё был способен. И Платонов не устоял. Именно в это время — после всех    обрушившихся на него бедствий — его вдруг оценили, он назначается фронтовым    корреспондентом, семья получает денежный аттестат, паек и прочее. Платонову    создают условия, и он пишет не свой роман. Сколько успел, сдал заказчику. Умер    — и дописывать роман уже было некому.

Литературный проект по созданию шедевров пролетарской литературы,    затеянный в 1923 году чекистами, зачах. Его организаторы и покровители канули    в лету, новых энтузиастов для продолжения проекта не оказалось, так что с    Платоновым Шолохову пришлось договариваться лично. И замену ему найти он уже    не смог. Дальше — еще хуже, времена стали меняться, средства принуждения уже    не те. Что же бедному Шолохову оставалось? Правда, он был совсем не беден и    «негров» вполне еще мог просто купить. За деньги или за протекции, поскольку    везде имел руку и в самых верхах поддержку.

В статье Журавлева и в прежней публикации Бар-Селлы никаких сведений    не было о рассказе «Судьба человека» (1957 г.), на котором писательская судьба    Шолохова завершилась, хотя бражничать ему оставалось еще 27 лет, и если бы он    был действительно писателем, то мог бы еще большое наследие оставить. Кто же    всё-таки написал «Судьбу человека»? У меня была догадка, и я высказал ее в    статье, которую выше цитировал. Вот она: «А что, если рассказ «Судьба    человека» был написан, к примеру, писателем Анатолием Калининым, автором    близкого по стилю романа «Цыган»? Почему он не мог отдать свою рукопись как    взятку ради своего продвижения?» Эх, провел бы Бар-Селла сравнительный анализ    текстов! А может, он уже это сделал? Буду ждать его книгу с    нетерпением.

Можно себе представить, какой переполох она произведет в стране, где    ежегодно отмечается День Шолохова и присуждаются премии Шолохова, где каждый    школьник его знает, где он уже привычная икона и национальная гордость. Можно    представить также и переполох в Нобелевском комитете, когда снова всплывут    свидетельства о подкупе общественных деятелей и давлении советских эмиссаров.    Ведь действия по блокированию Нобелевской премии Пастернаку и приказ    советскому послу в Швеции добиваться ее присуждения Шолохову исходили из самой    высокой советской инстанции — ЦК КПСС (в недавней статье, посвященной    Пастернаку, я цитировал ныне рассекреченные партийные Постановления той    поры).

Так что, грядёт буря. Несомненно. Но за нею — очищение от налипшей    лжи.
-